Дмитрий Янковский - Побочный эффект

– Откройте рот шире. – Доктор звякнул каким-то металлическим предметом о поверхность стеклянного столика. – Так, сегодня удалим два корня и поставим пломбы. Затем снимем мерки для протезов. Лечение можно было бы закончить за один день, а завтра заняться только протезированием, но я не хотел бы удалять за один прием более двух корней. Это может вызвать нежелательные осложнения. Не закрывайте рот. Шире, вот так.

Олег подчинился, тут же почувствовав болезненный укол в десну.

– Дышите, дышите, – сказал Виктор Абрамович. – Рот пока можно закрыть. Подумайте о чем-нибудь приятном. Ирочка! Щипцы, пожалуйста.

Олег ощутил судорогу страха. Щека онемела, но чувствительности не утратила.

– Доктор, на меня наркоз почему-то не действует, – предупредил он, еле ворочая онемевшим языком.

– Успокойтесь. Это тактильная чувствительность, она остается, а наркоз снимает только ощущение боли. Ну вот, хорошо, – бормотал Виктор Абрамович.

Олег зажмурился, чтобы не видеть блеска медицинской стали.

– У-у-у-у! – на всякий случай выдохнул он, когда ощутил крепкую хватку щипцов.

Но боли действительно не было.

– Ну вот, все. С одним покончено. Ирочка, тампон, пожалуйста.

Щипцы брякнули о дно кюветы.

– Запустили вы рот, конечно, – посетовал доктор. – Ну ничего. Тампон языком не трогайте, рот не закрывайте. Сейчас удалим еще корешочек, и все будет хорошо. Вот так. Хорошо. Рот держите открытым.

Олег с ужасом услышал характерный визг включившейся бормашины. Но ничего страшного не произошло – он ощущал лишь вращение бора, тепло, разбегающееся по десне, и запах горелой кости.

Через десять минут все было закончено. Сердце Олега по-прежнему колотилось, но уже не от страха, а от радости, что все неприятное завершилось.

– Завтра жду вас в девять вечера, – сообщил доктор. – Еще одно удаление, и будем ставить протезы. – Его голос доносился словно сквозь вату.

– Спасибо, – поблагодарил Олег.

– Вам бы лучше посидеть минут десять. Вы нормально себя чувствуете?

– Да, все в порядке. Спасибо.

– С вас три тысячи рублей.

– А сто долларов устроит? – спросил Олег.

– Это не имеет значения. Да, спасибо. – Виктор Абрамович принял деньги и проводил пациента в прихожую.

Олег обулся, все еще ощущая некоторую оторванность от окружающего пространства. Почему-то вспомнилось стекло магазина, за которым он стоял всего пару часов назад без всякой надежды на просвет. А снаружи проходили люди, не имеющие к нему ни малейшего отношения. Сейчас все выглядело почти так же – мир казался отделенным от сознания стеклянной стеной, которая медленно, но верно рассасывалась. Олег попрощался с доктором и вызвал лифт, при этом словно наблюдая себя со стороны. Но на первом этаже привычные ощущения вернулись, вытеснив навеянное наркозом наваждение.

Ветер за дверью подъезда окреп и сразу проник под ткань теплой куртки. Олег привычно поднял воротник и остановился у дороги, чтобы поймать машину. Но дорога была пустынной. Ветер шумел в ушах, споря с шорохом в мозгу, очищающемся от действия обезболивающего. Над заснеженным асфальтом пробегали плотные волны поземки, засыпая подветренную сторону одежды белой крупой. Олег озяб.

Наконец из-за поворота вырвался свет автомобильных фар с мечущимися в лучах снежинками. Олег поднял замерзшую руку, и машина остановилась.

– К метро «Девятьсот пятого года», – попросил Олег, открыв переднюю дверцу.

Водитель назвал цену.

– Нормально. – Олег отряхнул снег с куртки, сел на сиденье и захлопнул дверь.

На самом деле он понятия не имел, сколько стоит поездка в машине на то или иное расстояние, но не собирался показывать это водителю. Пусть лучше посчитает его не жадным, чем деревенским лохом. Машину покачивало, по телу приятно побежали волны тепла из автомобильной печки, и незаметно потянуло в сон. Искусственный ветер дышал прямо в лицо, негромкий шум двигателя успокаивал. Водитель включил приемник, и в салон машины ворвался голос Эдуарда Хиля: «Потолок ледяной, дверь скрипучая…»

В вечер Олеговой свадьбы гости тоже танцевали под древние, еще отцовские записи, потому что приглашение исходило в основном от родителей. Вечер был шумный, пьяный. Они с Кристиной сидели во главе длинного стола, богато уставленного продуктами. Торжество продолжалось уже несколько часов, поэтому залитые соусом и засыпанные порезанными овощами крепкие куриные тушки, которые торжественно возвышались в двадцати блюдах, ровной шеренгой выстроенные вдоль стола, уже потеряли свой первоначальный вид. Потеряли красоту и вазочки с черной и красной икрой, тарелки с колбасами, грудинками и бужениной. Полупустые бутылки в беспорядке разбрелись между тарелок, вилок, ножей, мятых салфеток, рюмок и огрызков хлеба. Кое-где белую скатерть свадебного стола уже залили красными пятнами вина и томатного соуса, местами она была сморщена и сдвинута. Некоторые гости разомлели и не могли подняться со стульев. Остальные, с красными возбужденными лицами и съехавшими набок прическами и галстуками, лихо отплясывали в прихожей под звуки магнитофона. Над всем этим висел крепкий дух гулянки, состоявший из запахов алкоголя, чеснока, солений, копченостей и табачного дыма.