Дмитрий Янковский - Побочный эффект

– И я тебя тоже. Чмок!

– Пока.

Кристина повесила трубку, и Олег выдохнул с нескрываемым облегчением.

«Не могу с ней говорить, когда не вижу лица, – посетовал он про себя. – Постоянно срываюсь на мелкие перепалки».

Он придержал рычаг пальцем, отпустил и набрал цифру «100».

– Точное московское время, – раздался на другом конце бесцветный женский голос, – семнадцать часов пять минут.

Олег положил трубку и сел на диван, чтобы успокоиться. Сердце стучало в груди, словно подошвы спринтера на дистанции. Он устало опустил веки, но тут же распахнул глаза, помотав головой.

– Что за черт, – произнес он вслух, снова осторожно прикрывая глаза.

Перед его мысленным взором вновь нарисовалась ажурная конструкция из бредового сна. Олег встал с дивана, зажег свет и отыскал чернильный роллер, который по приезде в Москву подарила ему кузина. «Ты нарисуешь им лучшие из своих работ», – сказала она тогда.

Он вытащил несколько листов из валяющегося на столе вороха бумаги и принялся вычерчивать в изометрии множество накладывающихся треугольников. Получалось не то: косо, криво и совсем не похоже на совершенную красоту, нарисованную воображением. Серо и плоско. Олег отбросил роллер, завел часы и установил точное время.

– Мне ведь сегодня нужно Вадиму звонить! – вспомнил он вдруг.

Порывшись в бумагах, наваленных на столе, Олег отыскал нужный номер и присел на корточках у телефонного аппарата. Когда после нескольких длинных гудков раздался голос Вадима, коротко представился:

– Здравствуйте, это Шерстюк.

– А, привет. Сделал все, как я велел?

– Абсолютно, – отрапортовал Олег.

– Ладно, через час жду тебя у метро. Очень сомневаюсь, что ты верно запомнил дорогу.

– Хорошо.

Олег положил трубку и осторожно прикрыл глаза. Навязчивая фигура больше не возникала, поэтому он спокойно направился в ванную. Шерстки не было дома, а на кухонном столе лежала записка:

«Я в галерее, приеду часов в десять». Олег дописал внизу: «Я на работе, буду к утру». Потом он вспомнил про стоящий на подзарядке мобильник и вывел внизу его номер. Очень хотелось поболтать с Людой, но не было ни малейшей уверенности, что она станет звонить. В последнее время они здорово отдалились друг от друга, но Олег знал – вина за это полностью лежала на нем самом. Шерстке не нравилось, когда он напивался в одиночестве, заливая затаенную на Кристину обиду, не нравилось ей и то, что он не занимался любимым делом, а вместо этого бегал по городу в поисках бросовой работы.

Потихоньку и любимое дело перестало быть любимым – Олег почти не рисовал, оправдываясь усталостью и бесконечной нервотрепкой. За три месяца он так опустился, что Шерстка все чаще поглядывала на него с нескрываемым презрением. Он и работу пытался найти не столько из желания выкарабкаться, сколько остерегаясь ее угроз выгнать обратно домой. Этого он боялся больше всего – позорного возвращения, после которого не останется вообще никаких шансов на лучшую жизнь.

Шерстка была его лучшей подругой, пока он не встретил будущую жену, а после свадьбы перестала заглядывать даже изредка, хотя раньше очень любила Крым. Вспомнилось, как в один из давних ее приездов, еще в детстве, когда не было ни забот ни хлопот, они поехали в горы вместе с родителями. Было здорово, солнце уже садилось за горы, а родители нанизывали мясо на шампуры и ставили палатку. Олег предложил Шерстке побродить по лесу, зная, насколько там красиво под конец лета. Люда совершенно не умела ориентироваться в лесу, и это позволяло Олегу чувствовать себя Тарзаном рядом с Джейн. Правда, они все-таки заплутали немного, поэтому им пришлось выйти на шум ручья, чтобы по нему спуститься в долину. От ручья уже были слышны голоса родителей, и Олег успокоился. Он хотел нарвать для Шерстки фиалок, но она не позволила, так как считала, что цветы должны расти на земле, а не вянуть в вазе. Тогда они сели посреди поляны и стали смотреть в долину, а ручей шумел по камням серебристым звоном, и цветы распускались в траве так быстро, что это можно было заметить.

Олег вздохнул, зная, что тех отношений уже не вернуть. Ему вдруг сделалось ужасно стыдно из-за мелочности вчерашних покупок. Четыре тысячи получил, а потратился лишь на коньяк, курицу и икру. Съели – и забыли. Надо было купить что-то для дома, Шерстке было бы гораздо приятнее. Шампунь можно было купить или цветок в горшке, о каком она мечтала каждый раз, когда где-нибудь видела. В конце концов, можно было купить ей новую чашку, а то пьет чай из старой, со сколотой ручкой.