Эдгар Берроуз: Сын Тарзана

Нежно похлопав ребенка по щеке, мать отрицательно покачала головой. -Нет, Джек, -- сказала она, -- ты знаешь, я не одобряю подобных зрелищ.

-- Я не понимаю, почему ты мне не позволяешь, мама, -- отозвался обиженный мальчик. -- Всем другим мальчикам позволяют, они часто ходят в зоологический сад, а меня ты даже туда не пускаешь. Можно подумать, что я -девочка, или... или... трусишка, маменькин сыночек, который боится даже запертых в клетку зверей...

-- Ах, папа! -- воскликнул он, обращаясь к высокому сероглазому мужчине, который как раз в эту минуту появился в дверях. -- Папа, папа, неужели мне нельзя туда пойти?

-- Куда, мой мальчик? -- спросил отец.

-- Он хочет пойти в мюзик-холл, где показывают ученую обезьяну, -пояснила мать, делая отцу предостерегающие знаки.

-- Какую обезьяну? Вероятно, Аякса?

Мальчик кивнул головой.

-- Я понимаю твое желание, сынок, -- сказал отец улыбаясь. -- Я и сам не прочь посмотреть этого удивительного зверя. Говорят, эта обезьяна делает чудеса. Рост у нее тоже необыкновенный: обычно человекообразные бывают гораздо ниже и меньше... Пойдем-ка все мы посмотреть Аякса! Что ты на это скажешь? -- обратился он к жене, но та энергично закачала головой и, повернувшись к мистеру Муру, напомнила ему, что Джеку пора идти заниматься.

Когда ученик и учитель вышли, она быстрыми шагами подошла к мужу.

-- Джон, надо принять какие-нибудь меры, чтобы отбить, наконец, у Джека охоту мечтать о хищных зверях и девственных лесах. Боюсь, что эти наклонности унаследованы им от тебя. Ты ведь по себе знаешь, как силен бывает этот зов дикой природы и какое требуется напряжение душевных сил, чтобы воспротивиться ему! Сколько пришлось тебе вынести борьбы, чтобы подавить в себе эту безумную, эту болезненную жажду -- снова окунуться в жизнь джунглей, где ты провел свое детство! И кому же, как не тебе, знать, какая ужасная судьба грозит Джеку, если он поддастся этому влечению к дикой природе!

-- Мне думается, ты сгущаешь краски, милая Джэн, -- возразил ее муж. -Такие чувства, как любовь к первобытным лесам, едва ли подчиняются закону наследственности. Я считаю, что под влиянием материнских страхов ты слишком стесняешь свободу Джека. Любовь к природе и к животным присуща каждому здоровому нормальному мальчику, и кто бы в его возрасте не захотел посмотреть эту дрессированную обезьяну? Ведь из того, что Джеку хочется видеть Аякса, отнюдь не следует, что, когда он подрастет, он решит взять себе в жены гориллу. Не надо же огорчаться, моя дорогая, и не будем лишать нашего мальчика его удовольствий.

И Джон Клейтон, лорд Грейсток, обнял жену за талию, добродушно засмеялся и, нагнувшись, поцеловал ее. Потом он сказал более серьезным тоном:

-- А жаль, милая Джэн, что ты никогда не рассказывала Джеку моих приключений в джунглях и мне тоже не позволяла открыть ему эту тайну. Мне кажется, ты делаешь большую ошибку: если бы я рассказал нашему мальчику, как тяжело жилось Тарзану из обезьяньего племени в первобытных лесах Африки, я думаю, это уничтожило бы в нем всякое желание испытать подобную жизнь; ведь она кажется мальчикам такой привлекательной и сказочно-прекрасной только потому, что они не знают ее. Я должен открыть Джеку глаза на то, какова эта жизнь на самом деле, и она раз и навсегда потеряет для него всякую прелесть.

Но леди Грейсток лишь покачала головой. Муж не раз убеждал ее рассказать мальчику историю Тарзана, но она не могла с ним согласиться.

-- Нет, нет, Джон, -- говорила она. -- Я никогда не позволю, чтобы мы сами прививали мальчику те мысли и чувства, от которых хотим его избавить.

Вечером они опять заговорили о том же, но на этот раз вопрос был поднят самим Джеком. Мальчик читал книжку, свернувшись клубочком в большом кресле; вдруг поднял голову и обратился к отцу.

-- Ну что же, папа, -- спросил он, прямо подходя к делу, -- ты пустишь меня посмотреть Аякса?

-- Мама не разрешает, -- ответил отец.

-- А ты?

-- Это неважно! -- уклончиво ответил лорд Грейсток. -- Достаточно того, что мама не позволяет.

Мальчик задумался и несколько минут сидел молча.

-- А я все-таки увижу Аякса, -- сказал он вдруг решительно. -- Я ничем не хуже Вилли Гримсби и других мальчиков, которые ходят смотреть обезьяну. Обезьяна ничего им не сделала, не тронет и меня. Я мог давно уйти без спроса, но не хотел. А теперь я заранее предупреждаю тебя, что Аякса я все-таки увижу.

Ничего вызывающего или непочтительного не было в тоне этих слов. Мальчик спокойно констатировал положение вещей. Отец с трудом сдерживал улыбку: ему не хотелось показать сыну, что он восхищается его мужеством.