Айзек Азимов - Немезида (перевод Ю. Соколова)

И словно в ответ на ее безмолвный зов:

— Марлена!

Сердце ее подпрыгнуло.

Но она сразу взяла себя в руки. Нельзя обнаруживать испуга. И, оглядевшись вокруг, Марлена очень спокойно спросила:

— Где ты, скажи?

— Не нужно… нужно… тря-трясти воздух… говорить…

Голос принадлежал Ауринелу, но он не говорил, как Ауринел. Казалось, что невидимому собеседнику слова даются с трудом, но вот-вот дело пойдет на лад.

— Пойдет на лад, — подтвердил голос.

Марлена ничего не сказала. Просто подумала:

— Можно не говорить. Я должна только думать.

— Тебе нужно лишь приспособиться. У тебя получается.

— Но я слышу твои слова.

— Я тебе помогаю — и тебе кажется, что ты меня слышишь.

Марлена осторожно лизнула губы. Нельзя бояться, нужно оставаться спокойной.

— Бояться нечего… некого, — произнес голос, но он уже не был совершенно похожим на голос Ауринела.

— Ты ведь все слышишь, не так ли? — мысленно спросила Марлена.

— Это смущает тебя?

— Да, смущает.

— Почему?

— Я не хочу, чтобы ты все знал. Я бы хотела кое-что оставить для себя.

Она попыталась не думать, что такую же реакцию сама вызывала у окружающих, Но она знала, что мысль нельзя спрятать, и попыталась просто ни о чем не думать.

— Но ты устроена не так, как другие.

— Не так?

— Твой разум. Другие… перепуганные… кривые. А твой… великолепен.

Снова облизнув губы, Марлена улыбнулась. Если здесь видят ее разум, значит, он и вправду великолепен. Она немножко загордилась и с сожалением подумала о девицах, в которых нет ничего красивого, кроме внешности.

Голос внутри нее произнес:

— Эту мысль следует отнести к личным?

У Марлены едва не вырвалось:

— Да-да, конечно.

— Я могу уловить разницу и на личные мысли не стану реагировать.

Марлена жаждала похвалы.

— А много умов ты встречал?

— После вашего появления здесь, лю-ди, я ощутил многие умы.

Голос не уверен, то ли слово произнес, подумала Марлена. Голос не реагировал — Марлена удивилась. Удивление — чувство личное, но она его сейчас не считала таковым. Значит, личное остается личным независимо от того, что она об этом думает. Разум сказал ей, что чувствует разницу. Она сказывалась в облике мыслей.

Голос не отреагировал и на это. Придется спросить, показать, что это не личная мысль.

— Пожалуйста, а на облике мыслей это сказывается?

Пояснять не пришлось. Голос знал, о чем она спрашивает.

— Видно по облику, все видно по облику — так хорошо устроен твой разум.

Марлена замурлыкала про себя. Свою похвалу она получила. Значит, следует вернуть комплимент.

— Выходит, твой разум тоже превосходно устроен?

— Он отличен от твоего. Он протяженный. Он простой в каждой точке, но, если точки собрать вместе, он становится сложным. Твой разум — сложный от начала. В нем нет простоты, но ты отличаешься от подобных тебе. Другие умы такие искривленные, с ними нельзя войти в перекрестное соприкосновение, нельзя общаться. А если попробовать их изменить, они гибнут — такой уж хрупкий ваш разум. Я об этом не знал. Я не хрупок,

— А мой разум хрупкий?

— Нет, он приспосабливается.

— Ты пытался вступить в общение с другими?

— Да.

— Эритрийская лихоманка. — Ответа не было — личная мысль.

Она закрыла глаза, пытаясь дотянуться до этого разума, извне общавшегося с ней. Она не понимала, как делает это, и, быть может, поступала неправильно — может, вообще ничего не могла сделать. Разум будет смеяться над ее неловкостью — если способен смеяться.

Ответа не было.

— Подумай что-нибудь, — попросила Марлена.

Он сразу вернулся.

— О чем мне думать?

Он пришел ниоткуда. Ни с той стороны, ни с этой — он звучал внутри ее головы.

Марлена подумала, досадуя на собственную нескладность:

— А где ты ощутил мой разум?

— В новом контейнере с человеческими существами.

— На Роторе?

— На Роторе.

Тут ее осенило,

— Я нужна тебе, ты звал меня?

— Да.

Конечно же, зачем ей еще понадобилась Эритро? Почему она с такой тоской разглядывала планету в тот день, когда посланный ее матерью Ауринел явился разыскивать ее.

Она стиснула зубы. Надо спрашивать дальше.

— Где ты?

— Повсюду.

— Ты и есть планета?

— Нет.

— Покажись мне.

— Я здесь, — и голос вдруг обрел направление.

Она взглянула на ручей и вдруг поняла, что, пока общалась с голосом внутри себя, видела перед собой только ручей. Все другое словно исчезло. Разум ее словно замкнулся в себе, вбирая то, что в него вливалось.