Олег Дивов - Симбионты

Дед не ответил.

Душно тут. Хотя наверное это с непривычки. Леха подошел к окну, раскрыл его, высунулся и принялся глубоко дышать. Вдох, выдох… Вдох, выдох… Снаружи уже стемнело, но фонари на территории, и окна Нанотеха, давали света достаточно чтобы оглядеться. А чего у нас внизу? Ой как высоко. Он посмотрел направо, нале… О-па. Это уже интересно.

На расстоянии вытянутой руки по стене тянулся неплотно к ней прибитый толстый прут громоотвода.

Михаил и Зарецкий ворвались в центральный зал, пробежали по галерее и быстро ссыпались по лестнице в «яму». Там уже суетился у терминалов Рыбников.

Старший смены, засунув руки в карманы, стоял в сторонке с таким независимым видом, будто он вообще не отсюда. Но завидев Михаила, бросился навстречу.

– А я ему говорил! – сообщил он, кивая в сторону Рыбникова. – Я говорил ему!

Михаил отодвинул старшего и прошел мимо.

– Ну и хрен с вами со всеми… – буркнул тот.

Михаил крепко схватил Рыбникова за отворот халата.

– Что у нас? – прошипел он. – Ну?

– Спонтанный разгон, – задушенно отозвался Рыбников.

– Почему?

Рыбников только головой помотал.

Михаил посмотрел через его плечо в середину зала.

– Ты снял питание с танков?

– А я могу?.. – ответил Рыбников вопросом на вопрос.

– Ах, черт… – Михаил обернулся к старшему. – Снять питание с танков! Немедленно!

Старший молча уселся за терминал, сделал несколько движений мышью, ввел какой-то код, щелкнул кнопкой.

«Яма», которая и так уже не пела, только еле слышно жужжала, после этого щелчка заглохла совсем. В центральном зале воцарилась тишина… Нет, не тишина.

Михаил медленно пошел к танкам, не отрывая от них глаз и прислушиваясь. Рыбников и Зарецкий потянулись следом.

– А ну, не топайте! – прикрикнул Михаил.

– Да и так слышно, – пробормотал Зарецкий. – Что-то там шевелится.

– Известно, что… – буркнул позади старший.

– Как думаешь, поле выключить? – бросил через плечо Михаил.

– Обязательно, – сказал Рыбников. – Но я бы… Слушай, уводить людей нужно.

– Без паники, без паники, – Михаил достал телефон. – Знаю я тебя, перестраховщика. Только мне не хватало тут… Сейчас и без этого шухер поднимется на весь институт. Когда мы в последний раз поле отрубали?.. Внимание, это директор! Даю код три, как поняли меня? Код три… Да, правильно, оповестите все подразделения. Да, пять минут.

– Пять минут, – повторил он, пряча телефон. – Ну, и чего мы боимся? Не все еще потеряно. Сколько они продержатся на голодном пайке?

Он залез на платформу и приложил ухо к стене танка.

– Булькают, веселые ребята…

– Часов семь-восемь, я думаю, – сказал Зарецкий. – Им там, гадам, тепло и уютно.

– Больше, – сказал Рыбников. – До десяти. Особое мнение заявить можно? Я понимаю, что со мной не согласятся, но выслушайте хотя бы.

– Валяй, – разрешил Михаил, не отрывая ухо от стенки.

– Предлагаю обесточить зал полностью и вывести людей.

– А мониторить как?

– Никак. Если позитивный сценарий, мы войдем в зал через полсуток и будем разбираться. Если негативный… Он сам намониторится так, что будет очень хорошо видно. Он до твоего сортира домониторит.

– Чушь несешь какую-то, – буркнул Зарецкий и полез на платформу.

– У меня сегодня два ЧП, – сказал Михаил. – И оба такие, что в карман не спрячешь. Сначала детишки устроили гонки на выживание по всему институту. Потом мы отрубили поле. Ты хочешь, чтобы я своими руками устроил третье?

Судя по его лицу, бульканье в танке он слушал с двояким ощущением: и побаивался немного, и гордился.

– Пока мы не сняли питание, боты перли, как черти, – упорствовал Рыбников. – По инерции в танки ушла еще какая-то часть материала. Через несколько минут у нас критическая точка. Если они не остановятся, будет уже опасно.

– Погоди, – Зарецкий обернулся к Рыбникову. – Может, я чего не понимаю… В прошивке есть команда на отключение. Разве ты не можешь сказать «девятой плюс» чтобы она э-э… Перестала?

Рядом фыркнул Михаил.

– Это первое, что он сделал, идиот…

– Это первое, что я сделал, – подтвердил Рыбников. – Не проходит команда. Операторы говорят, наверное от перегрузки забило канал. А если с ручного кодера – танки экранируют.

– Хорошие танчики, крепкие, – удовлетворенно сказал Зарецкий.

Он тоже приложил ухо к стенке.

– Ку-ушают, твари… Сидят там, как в консервной банке, и жируют. Рыбка плавает в томате, ей в томате хорошо… Только я, едрена матерь, места в жизни не нашел…