Гордон Макгил - Последняя схватка

Никто даже не пытался соблюсти формальности.

- Торн заплатил Шредеру? - задал первый вопрос один из них.

- Извините, господа, - проворчал Дин, проталкиваясь сквозь плотные ряды репортеров и нажимая кнопку лифта. - Я не собираюсь давать никаких комментариев.

- Почему мы не можем видеть посла?

- Потому, что в настоящее время его нет на месте. - Дин все еще пробивался к дверям лифта.

- А где же он?

Ответа так и не последовало. Дверцы лифта раздвинулись, и Дин с облегчением вошел в него, отирая со лба пот.

На пороге своего кабинета Дин остолбенел, заметив за письменным столом Дэмьена.

- Я думал, ты дома, - растерянно протянул он.

Дэмьен не ответил.

- Пресса переполошилась в связи с заявлением Шредера. Надеюсь, мне удастся удержать толпу, пока ты переговоришь с Бухером, но...

- Что вчера делал де Карло в твоем доме? - Вопрос был задан бесцветным голосом, лицо ничего не выражало.

- Кто? - Недоумение Дина было искренним. - Кто такой, черт побери, этот де Карло?

Ярость овладела Дэмьеном. Он медленно поднялся и пристально посмотрел на Дина.

- Скажи мне правду. Дин пожал плечами. Что он мог сказать?

Во взгляде Дэмьена мелькнуло отвращение. Не отводя глаз, он крикнул: "Питер!" Открылась боковая дверь, и на пороге появился мальчик. Как сомнамбула, он постоял некоторое время в дверях, затем, странно волоча ноги продвинулся вперед.

- Иди, иди сюда, Питер, - ласково позвал Дэмьен.

Мальчик вытащил записную книжку и открыл ее. Когда Питер заговорил, он стал похож на полисмена, зачитывающего на суде протокол: "Вчера в половине четвертого я заметил священника по имени де Карло, входящего в дом номер 114 на Эбби-Кресит, где он, разговаривал с женой мистера Дина, провел один час двадцать две минуты".

Дин вышел из себя, все его раздражение выплеснулось наружу. Не замечая Питера, он в бешенстве обратился к Дэмьену:

- Послушай, я же не знал, кто это, я имею в виду, Барбара мне ни слова не говорила.

- Уничтожь своего сына.

Дин тряхнул головой и отшатнулся. Рот его приоткрылся, но он не мог подыскать нужных слов.

- Остался только один мальчик, - холодно констатировал Дэмьен, - и это твой сын. Уничтожь его, или сам будешь уничтожен.

Дин качал головой и инстинктивно отступал к двери. Страх постепенно перерастал в панику.

Нет, нет... - запинаясь, бормотал он. - Ради Бога, Дэмьен...

Дэмьен и бровью не повел, услышав последнюю реплику Дина. Он неподвижно стоял, сложив на груди руки.

- И Бог сказал Аврааму: "Возьми жизнь твоего сына, твоего единственного Исаака, которого ты любишь, и отдай его на жертвенный огонь".

Дин наткнулся на стену и принялся судорожно шарить в поисках дверной ручки.

- Если Авраам был готов убить сына из любви к своему Богу, то почему ты не сделаешь этого из любви к своему? - продолжал Дэмьен, вцепившись взглядом в Дина.

Дин потерял дар речи. Язык его будто прирос к небу. Похоже, только ноги могли еще двигаться. Он толкнул дверь, вылетел из кабинета и, забыв о достоинстве, промчался мимо секретарш прямо к лифту.

Питер спокойно наблюдал за ним, а потом обратился к Дэмьену:

- Ты не остановишь его?

Дэмьен покачал головой. В этом уже не было нужды.

За время супружеской жизни Барбара Дин впервые спала одна. Она втащила в детскую комнату кушетку и расположилась на расстоянии вытянутой руки от колыбели. Трижды за ночь она просыпалась, убеждаясь, что с ее малышом все в порядке.

За завтраком они с Дином едва обменялись парой слов. Если сегодня он ничего не предпримет, то она уедет, с Дином или без него.

Барбара опустила трубку и удовлетворенно покачала головой. Подруга Кэрол согласилась на время принять Барбару у себя в Сассексе.

Перед тем как укладывать чемоданы, Барбара решила прогладить белье. Она установила доску и залила в утюг воды. Малыш резвился у окна в люльке, лучи солнца касались его лица.

Гладя белье, Барбара то и дело заглядывала в люльку. Когда она в очередной раз подошла к колыбели, малыш, сложив ручонки, заснул. Барбара вернулась к гладильной доске. Скоро они уедут - она, ее ребенок и, может быть, ее муж.

Собака бесшумно двигалась в намеченном направлении. Достигнув нужной улицы, она принюхалась и потрусила дальше вдоль дороги. Люди шарахались от нее. Дважды она сворачивала и, наконец, остановилась. Шерсть встала дыбом, клыки обнажились в злобном рычании. Поводя носом, собака подбежала к дому, встала на задние лапы и заглянула через распахнутые створки в люльку. Желтые пронзительные глаза ее не мигали, из пасти на одеяльце стекала липкая слюна.