Зиновий Юрьев - Смертельное бессмертие

Некоторые исследователи утверждают, что продолжительность жизни зависит от скорости метаболизма — чем интенсивнее обмен веществ, тем короче жизненный цикл. Их любимый пример — Мафусаилово дерево в национальном парке Калифорнии. Ученые установили, что ему ни много ни мало 4781 год, причем оно все еще дает семена.

Разумеется, мысль о запрограммированности продолжительности жизни пришла мне в голову далеко не первому… Академик Скулачев неоднократно повторял, что старость — программа, которую можно отменить. И что это будет когда-нибудь в недалеком будущем обязательно сделано.

А если считать, что продолжительность жизни запрограммирована природой, то программа должна быть закодирована в генах. Если еще совсем недавно один американский биолог потратил около десяти лет, чтобы найти ген, отвечающий за выработку адреналина, то теперь, после завершения в начале двадцать первого века невероятной по масштабу многонациональной программы Геном Человека, эту операцию можно провести за минуты. Если раньше биологи, изучавшие функции гена, бродили вслепую по темному лесу, то теперь у нас в руках подробные карты. Эти карты буквально вскружили головы генетикам, и многие бросились в патентные бюро патентовать тот или иной ген. Пик патентной лихорадки пришелся на самое начало нового тысячелетия Больше всего сейчас патентов у Калифорнийского университета — чуть более тысячи.

Вся наука — это, как правило, цепь надежд и разочарований. Определили, например, генетики, что ген АроЕ у человека действительно влияет на продолжительность жизни, как тут же им померещилось, что еще один шаг — и они поймают за хвост жар-птицу бессмертия. Или, на худой конец, долголетия. Уже, казалось, чувствовали руками перышки хвоста. И действительно, разновидность этого гена е4 в несколько раз повышает риск заболевания типичными старческими недугами, в то время как другая его разновидность — е2 опасность эту, наоборот, снижает. Не знаю, сколько генетиков начало присматриваться в Интернете к прейскурантам готовых фраков в предвкушении своих Нобелевских премий, но не оправдал проклятый ген ожиданий. То так, то эдак крутится, а решающих результатов не дает.

Пробовали мы отключать и другие гены, благо технически сделать это теперь не столь уж трудно, а бессмертие словно смеялось над нами не дается в руки — и все тут.

Умные и практичные ученые говорили зачем нам в высшей степени гипотетический журавль бессмертия в небе, когда у нас есть вполне реальная синичка хотя бы небольшого продления жизни в руках? Зачем ковыряться с неверными генами, когда можно лабораторную мышку слегка подморить голодом, ограничить калорийность ее диеты процентов на 40, и она четко ответит увеличением продолжительности жизни вдвое. А это уже, что ни говори, результат, и грант приличный получить можно. Правда, голодная мышка становится пассивной и соображает хуже, но ведь живет-то дольше, каналья!

Снова и снова я вспоминал ту камчатскую речушку и умирающих на глазах лососей. Ну не мог, просто не мог я приказать своему мозгу поверить, что это не заложенная в них программа мгновенно превращает прекрасных рыбин в расцвете сил в дряхлых умирающих уродцев, а нечто другое. Я верил в программу и мечтал взломать ее код.

Но силы человека не беспредельны. Мои полностью уходили на бесчисленные и, увы, неизменно безрезультатные опыты. Я чувствовал, что становлюсь раздражительным, злым, нетерпимым. Я видел, что становлюсь невыносимым. Понимал, но ничего поделать с собой не мог. Какая-то дьявольская гордыня заставляла меня снова и снова кидаться на крепость, подле которой лежало уже столько трупов побежденных, которые тоже шли на ее штурм с такими надеждами…

Я любил свою жену, любил маленького Мишу и чувствовал, что начинаю терять их. Жена моя, должен сказать, человек неординарный. Все у нее горело в руках, и, если не получалось одно, она бралась за другое. Однажды она тактично попробовала образумить меня, а потом, через несколько недель, объявила, что твердо решила эмигрировать (она еврейка) и была бы рада, если бы я поехал с ней. По глазам ее я видел, что она все знала фанатики не сворачивают со своего пути.

— Ты поедешь без меня?

Она помолчала, внимательно посмотрела на меня и кивнула: “Да”. “Наверное, ты права, — выдавил я из себя жалкую улыбку, — тебе вообще давно бы следовало бросить меня…”

Она обняла меня за шею, потом откинула голову и посмотрела с печальной улыбкой: