Александр Прокопович - Очередной конец света

Нельзя позвонить, нельзя перерезать провод, нельзя уйти и ничего не сделать. Нельзя разбить одиночество, не пройдя путь до конца…

Резал на ощупь, трогал: течет — не течет? Так и не понимая, удалось или нет, то ли потерял сознание, то ли заснул.

Дама пик и дама бубен приехали с разрывом в лифт. Брюнетка уже поднималась, блондинка жала на кнопку внизу. Артем на всякий случай перерезал и провод звонка дверного. Так бы и простояли, если бы герой не забыл закрыть дверь.

Не обошлись без милиции. Друзья и знакомые были стянуты на местности со скоростью, доступной лишь в лучших спецчастях и только на учениях. Милиция наслаждалась действиями гражданских и разговаривала по рации.

Район был поделен на квадраты и прочесывался сначала вдоль, потом поперек. Блондинка застыла в коме на кухне и пила воду из-под крана из немытой чашки, забыв о том, что уже давно помещает внутрь себя только экологически чистое. Брюнетка пошла прямо к мосту, держа в руках два фонарика и напоминая самой себе машину со светящимися фарами.

Брюнетка увидела именно то, чего боялась. На руках у Артема, там, где вены. Тогда мало кто знал, что вены нужно резать не поперек, а вдоль, но ему почти удалось. Под конец от усердия он просто раскромсал себе руки. Ей казалось, что нужно как следует вымыть запястья, ей казалось, что это просто грязь.

Скорую вызвали, и было трудно, но удалось избежать психушки. Одиночество отбило атаку и теперь перешло в контрнаступление. По капле в реанимации. Дома, в комнате, лежало толстым слоем на подоконнике и столе, скапливалось на подушке, пылью плавало в воздухе. Не пугалось друзей, страха родителей и телефонных звонков. Бесстрашное, набирало силы неделями.

Через месяц Артем натянул рукава свитера до костяшек пальцев. Свитер выбрал толстый, не глядя на градусник, чтобы не просвечивалась белизна бинтов. Осень все еще не расправила крылья — только хрустящие листья, только рой школьников, наводнивших город. Артем нашел свою даму пик и свою даму бубен в кафе, где они бывали почти каждый вечер, где сидели и сейчас. Он не знал, что сказать, и не знал, что услышит, но не увидеться с ними было слишком трудно.

Брюнетка была вдвоем с каким-то высоким, бледным, молчаливым, а блондинка вот-вот должна была перестать быть одна, Артем знал этот её взгляд на часы. Кто-то опаздывал.

Одиночество, летящее за ним через весь город, опустившееся вместе с ним в метро и поднявшееся по ступенькам в кафе, вдруг задрожало и отступило в сумрак гардероба. Артем перестал слышать. Видел, как брюнетка отворачивает рукав свитера и смотрит на бинты, как её рот открывается, как вздрагивают тоненькие волоски на верхней губе, видел взгляд блондинки мимо, тот, кто опаздывал, — пришел.

Артем всегда знал, что любовь идет от него к ним, он чувствовал это направление. Сейчас ему вдруг стало этого достаточно, вдруг стало все равно, что у его дам есть кто-то еще. Он любил этих женщин, и в этой любви от них не зависело ничего.

Одиночество бросилось в последнюю атаку на Артема, перелетело через стойку, ударило в спину — он устоял. Прозрачными снежинками, обессиленное, таяло за его спиной.

Артем встал, чтобы его место за столиком досталось другому. Брюнетка все еще смотрела на него, но он знал, через секунду она начнет его забывать.

Забудут все. Родители, друзья, женщины. Его фотографию не найдут в школьном альбоме, прореха затянется другими.

Бинты соскользнули с запястий, Артем снял и выбросил свитер, расстегнул рубаху и развернул крылья.

Только одно направление движения, направление его любви. Забытый, он никогда не оставит их, навсегда останется в одном взмахе крыла. Теперь все будет правильно. Он дотянется до каждого, кто дорог. И не потребует ничего в ответ. Ангелу-хранителю достаточно одного направления.

Иногда, когда никого нет в родительской квартире, он прилетает, чтобы поговорить с домовым. Иногда Артем берет его с собой — полетать. После — доливает в мисочку домового еще молока.

Все, что ему нужно было, — остановиться. Перестать что-то слышать, куда-то идти, что-то отвечать. Ему нужны были тетрадь и карандаш и чтобы никто не трогал. Инженер Сомов мечтал. Максим Иванович Сомов уже два года как перестал быть инженером. Тягловый скот, пушечное мясо, караульный и вестовой — кто угодно, но не инженер. А ведь он мог бы изменить все, если бы только ему дали хотя бы один день. Хотя бы час.