- Менять профессию в пятьдесят пять лет? И кроме того, я артист, понимаете, артист! Искусство - мое призвание, моя страсть, мое счастье, наконец, моя жизнь... Я не могу, я не в силах сидеть с закрытым ртом! Шиманский привстал на тахте, глаза его лихорадочно горели. - Вы не поверите, но мне иногда хочется, невыносимо хочется взлететь на любой забор и запеть, хотя бы по-петушиному, но запеть...
Он умолк, и молчание было долгим и тягостным. Нужно было как-то прервать его.
Еще при первом посещении дома Шиманского я обратил внимание на небольшой треногий столик, стоявший в углу комнаты около аквариума. Столик был покрыт стеклянным колпаком, под которым на металлической подставке, напоминавшей маленькую телевизионную антенну, сидела, сложив крылышки, огромная бабочка. От столика в комнату Михаила тянулась пара тонких проводов голубого цвета.
Я заинтересовался этим странным экспонатом и спросил Шиманского, не увлекается ли он чем-либо помимо искусства.
Шиманский отрицательно покачал головой.
- А энтомология? - допытывался я.
Шиманский опять покачал головой.
- Тогда почему у вас в комнате живет эта бабочка?
Шиманский взглянул на бабочку и неожиданно оживился.
- Вы знаете, что это за бабочка, доктор?
Я пожал плечами.
Шиманский встал с тахты и, подойдя к треногому столику, щелкнул пальцем по колпаку. Бабочка развела крылья, и я невольно привстал от изумления, передо мной сидело огромное крылатое существо, переливавшееся в лучах солнца всеми цветами радуги - от красного до фиолетового. Доминирующий цвет трудно было уловить, но мне показалось, что таким цветом был сиреневый.
- Эта интересная бабочка, - услышал я голос Шиманского и с трудом оторвал взгляд от стеклянного колпака, - жительница далекого Уссурийского края. Она имеет красивое латинское имя Papilio bianor maacki и широко известна под названием махаона. Кстати сказать, эта бабочка помогла мне нащупать те, что, пожалуй, в будущем станет одной из форм искусства...
- Какого искусства? - не понял я.
- Того, которого мы по прирожденной слепоте своей до сих пор не замечали, - искусства природы...
- Искусство природы? Но ведь это... это абсурд, нечто вроде горячего льда... - возразил я. - Искусство, насколько мне известно, не может существовать помимо человека. Искусство - это отражение окружающего нас мира в субъективных образах...
- Все это мне давно известно, - нетерпеливо, перебил меня Шиманский. А вот вы никогда не думали, доктор, что искусство может быть объективным? Вот, к примеру, стоит перед вами дерево. Художник копирует его. Зрители восхищаются: как прекрасно нарисовано! Какое произведение искусства! А само дерево не произведение искусства? Только уже не человеческого искусства, а искусства природы?!
- Простите меня, но это софистика, - возразил я.
Мои возражения, казалось, очень возбудили Шиманского. Он пересел в кресло, поближе ко мне и с жаром продолжал:
- Представьте себе; вы входите в лес и любуетесь красотой стволов и листвы деревьев, любуетесь красотой облаков, цветов и бабочек, с наслаждением слушаете пение птиц... Искусство природы - это не живопись, не музыка, не театр... Это что-то общее, единое, синтетическое и в то же время, если можно так выразиться, прикладное. Мне иногда кажется, что природа - это исполинский театр с безукоризненными декорациями и самыми талантливыми исполнителями в мире. Даже мы с вами - невольные актеры театра природы...
Шиманский отпил несколько глотков из стоящего на столе стакана и продолжал:
- Но не казалось ли вам в то же время, доктор, что это искусство природы не совсем такое, каким оно представляется нам с вами? В действительности оно может быть в тысячу раз красивее, величественнее, глубже! Вы знаете, доктор, когда мне пришли в голову эти мысли, мне стало почему-то немного страшно. Я пел на сцене около двадцати лет. А мой голос, оказывается, - это всего-навсего красивая оболочка того, что лежит внутри меня...
Шиманский криво усмехнулся и в задумчивости прикусил губу.
- Вам не скучно слушать все эти философствования?
- Нет, что вы! - я запротестовал очень искренне - меня глубоко заинтересовали не столько мысли Шиманского, сколько он сам.
Шиманский неожиданно сник, глубоко опустился в кресло и прикрыл глаза рукой. Мне стало неловко, и я подумал, что надо уйти. В этот момент Шиманский тихо произнес:
- Я покажу вам искусство природы...
- Где?
- Здесь. Сейчас же.
Шиманский протянул от треноги-столика с колпаком к тахте два тонких голубых провода. Один из них он включил в обыкновенную розетку, второй - в какую-то большую черную коробку с разноцветными рычажками. Щелкнул переключатель, и я невольно вздрогнул - колпак осветился мерным сиреневым цветом. Одновременно с этим из-под колпака раздался мягкий и тонкий звук, похожий на звук органа. По комнате прошел легкий запах, отдаленно напоминающий запах маттиолы.
Читать дальше