Но Гинтарас снова замолчал и молчал, пока мы не проехали мимо зеленого острова, густо заросшего у берегов старыми ивами, ветви которых наклонялись к самой воде. Когда мы миновали город, дождь усилился, и я было хотел нарушить просьбу Гула и попросил водителя поднять парусиновый верх машины, но Гинтарас отрицательно покачал годовой. Я раскрыл зонтик и сидел среди своих намокших вещей, обозревая ярко-зеленые поля, убегавшие по обеим сторонам превосходного широкого шоссе. Впереди показалась роща, и Гинтарас вдруг сбросил скорость. Это меня окончательно вывело из терпения.
- Послушай, парень, мне совсем не нравится мокнуть под дождем! Слышишь?
- Благодарю вас, я слышу очень хорошо!
- Что такое? - закричал я, окончательно рассерженный этим глупым ответом. - Поезжай скорей!
- Вы куда хотите сегодня доехать?
- К профессору Гулу, конечно. Что за вопрос?
- Ну так если вы не хотите очутиться в другом месте, то мы должны ехать через лес самой малой скоростью.
- Ничего не понимаю.
- Если бы и понимали, то дождь донимал бы вас не меньше.
- Я буду жаловаться Гулу на ваше поведение.
- Теперь, я думаю, он вас хорошо видит, - пробурчал Гинтарас.
Я с недоумением посмотрел на зеленую стену кустарника и тополей, омытых дождем, и вдруг увидел или, вернее, почувствовал, что за нами кто-то внимательно наблюдает, прячась за группой отдельно растущих деревьев. На мгновенье мне показалось, что между склоненными к земле ветвями, на которые в эту минуту упала полоса солнечного света, мелькнула чья-то черная фигура.
Автомобиль прибавил скорость, и пришоссейные кусты слились в единый темно-зеленый вал. Шофер, видимо, старался наверстать потерянное время, и через десять минут мы влетели в раскрытые ворота, скрипевшие на заржавленных петлях. Описав широкую дугу по заросшему травой пустырю, автомобиль остановился перед боковыми дверями заброшенного монастыря.
При взгляде на это здание я пожалел, что принял приглашение Гула. Глубокая печаль была в покрытых плесенью и мхом низких арках, уходивших в землю, печаль немая и бледная смотрела в длинные ряды окон с выбитыми стеклами. Молчание и мрак царили в этом гигантском каменном склепе. Отдельные здания, соединенные крытыми галереями и колоннадами, постройки и башни, круглые и четырехугольные, образовали хаотическое нагромождение бездушного камня, лишенное красок, симметрии и стиля. Казалось, что все эти сооружения, принадлежавшие разным векам и эпохам, сошлись на пологом склоне холма, чтобы тоскливо закончить здесь свою долгую жизнь. Массивная входная дверь, почерневшая от времени, в которую каким-то условным стуком с короткими промежутками постучал Гинтарас, была украшена великолепной художественной резьбой, изображавшей шествие химер. Над дверями, в глубокой нише, освещенной появившимися после дождя лучами солнца, помещалась мраморная группа, со страшной живостью воспроизводившая борьбу человека с дьяволом. Художник представил беса в виде того ужасного отвратительного существа, одного из сонма, созданного больным воображением средневековых демономанов, который в древних хрониках и судебных актах инквизиции носил имя Бельфегора. Бородавчатые лапы лягушки, отвисшее брюхо и годовалого кабана с крепкими коническими бивнями. Борец-человек был худой, изможденный бичеваниями, постом и молитвою. Он упал на одно колено и последним страшным усилием отталкивает головой и руками мягкое огромное тело дьявола. В углу, возле колонны, стоял едва намеченный резцом, не отделившийся еще от камня ангел с весами в правой руке и ждал исхода борьбы.
Дверь отворил сам Гул. Он был в серой рабочей блузе, подпоясанной широким ременным поясом, и в войлочных туфлях. Проводив меня в соседнюю пустую комнату, единственной мебелью которой служили две широкие скамьи, он вернулся к автомобилю, и я услышал голос Гинтараса:
- Он ждал нас около поворота!
- Ты рассмотрел его?
- Ну, это не так легко, особенно, когда смотришь одним глазом!
Они поговорили еще о чем-то шепотом. Потом Гинтарас внес мои вещи, и профессор повел меня на второй этаж, в обитаемую часть бесконечного здания. Мы прошли длинную галерею, украшенную по стенам и углам паутиной, которую пауки плели здесь в продолжение целых столетий, поднялись по узкой каменной лестнице, и, когда Гул толкнул дверь, я вздохнул с облегчением. Мы очутились в комнатах, очищенных от пыли и обставленных удобной мебелью. Здесь были мягкие кожаные кресла, столы, заваленные рукописями и книгами, библиотечные шкафы, и в темных закоулках, к которым монахи питали какую-то страсть, горели электрические дампы. Эти три комнаты Гула были радостным и светлым оазисом среди унылых, гулких хором, где серая пыль, покрывая своды и массивные скамьи, на каждой из которых могли бы усесться около двух десятков человек, лежала на гигантских столах, построенных из корабельного леса, и при каждом дуновении ветра поднималась с каменного пола.
Читать дальше