Фред Хойл - Андромеда

– Наверное, вы не ожидали, что Британские острова простираются так далеко на север, а, генерал? - обратился он к Ванденбергу, начинавшему проявлять признаки нетерпения и досады. - Как вы думаете, Джирс? Джирс, в новом костюме, стоял впереди всех - директор с головы до ног.

– Так кого же здесь вывели - лебедя или гадкого утенка? - осведомилась у него миссис Таит-Аллеи.

– Вот уж не знаю. Мы едва успеваем заниматься конкретными делами.

– А разве это не конкретное дело? - спросил Осборн. Уотлинг задумчиво проговорил: - Я часто летал над этими местами во время войны.

– Неужели? - без всякого интереса спросил Ванденберг.

– Патрульные полеты над Северной Атлантикой. Я тогда был в береговой авиации… Но его уже никто не слышал: появился вертолет. Он, словно встревоженная птица, помедлил над плацем и наконец присел на гидравлические лапы. Винты еще с минуту резали воздух, а затем замерли. Дверца открылась, и достопочтенный Джеймс Рэтклифф выбрался наружу. Солдаты взяли на караул, Кводринг - под козырек, а Рейнхарт торопливо засеменил вперед, пожал высокую руку и повел министра к собравшимся на крыльце. Рэтклифф выглядел превосходно и весь источал свежесть, словно только что принял ванну. Он пожал руку Джирсу, а остальных одарил самодовольными лучезарными улыбками.

– Как поживаете, доктор? С вашей стороны было очень любезно уделить нам местечко под вашей крышей. Джирса словно подменили.

– Для нас такая честь содействовать подобным исследованиям, сэр! - сказал он с самой любезной из своих улыбок. - Рядом с нами, грубыми прикладниками, - чистая наука! Осборн с Рейнхартом переглянулись.

– Может быть, войдем в здание - предложил Осборн.

– Да-да, конечно! - министр снова расцвел в улыбке. - Как поживаете, Ванденберг? Очень мило, что и вы приехали. Джирс опередил всех и вцепился в дверную ручку.

– Может быть, я? - он с вызовом посмотрел на Рейнхарта.

– Давайте, - сказал тот.

– Сюда, сюда, господин министр. - И под водительством Джирса все вошли внутрь. На сей раз зал, где помещалась машина, был полностью освещен, и Джирс с гордостью играл роль хозяина. Рейнхарт и Осборн не мешали ему в этом, а Флеминг угрюмо следил за происходившим, стоя у пульта управления. Джирс представил министру Бриджера и Кристин и под конец, как бы между прочим, самого Флеминга.

– Кажется, вы знакомы с доктором Флемингом, конструктором этой машины.

– Ее конструкторы находятся где-то в созвездии Андромеды, - сказал Флеминг. Рэтклифф рассмеялся, словно это была чрезвычайно остроумная шутка.

– Ну, ведь и вам пришлось немало поработать. Теперь я вижу, почему вам понадобилось столько денег. Гости двинулись дальше. Миссис Таит-Аллеи особенно пленили неоновые лампочки. Темно-серые костюмы с любопытством и недоумением изучали голубые панели аппаратурных стоек, оттеснив Флеминга в конец процессии, где шел Осборн.

– Нет хуже работы, чем показывать работу!

– Это комплимент в ваш адрес, - сказал ему Осборн. - Они ведь все вам передоверили: знание, деньги, власть…

– Ну и дураки, значит. С этим Осборн не согласился. После того как гости обошли вокруг колонны запоминающего устройства, они столпились перед пультом управления.

– Итак? - сказал Рэтклифф. Флеминг взял со стола большой лист бумаги, испещренный цифрами.

– Вот, - сказал он так тихо, что его трудно было расслышать, - вот последние группы данных, содержавшихся в послании. Рейнхарт громко повторил сказанное, взял из его рук бумагу и пояснил:

– Сейчас мы введем эти данные через входное устройство и тем самым включим машину. Он передал бумаги Кристин, которая села за телетайп и застучала по клавишам. Делала она это очень ловко и выглядела на редкость хорошенькой; публика восхищалась. Когда она кончила, Флеминг и Бриджер щелкнули переключателями, нажали кнопки на пульте и стали ждать. Министр тоже ждал. Из недр машины доносилось лишь ровное гудение. И больше ничего. Кто-то кашлянул.

– Все в порядке, Деннис? - спросил Флеминг. И тут замигали индикаторные лампочки. Сперва это выглядело очень эффектно, и гостям объяснили: вот как данные проходят через машину. Когда она закончит свои расчеты, полученные результаты будут печататься вон на той широкой бумажной ленте. Но ничего не произошло. Час спустя они все еще стояли и ждали. В пять часов переставший улыбаться министр влез в свой вертолет, взмыл в небо и улетел на юг. В шесть уехали на станцию остальные гости, чтобы успеть на вечерний поезд до Абердина. Их сопровождал безмолвный и подавленный Рейнхарт. В восемь ушли домой Бриджер и Кристин. Флеминг остался в опустевшем зале, вслушиваясь в гудение машины и напряженно вглядываясь в мерцающие лампочки на индикаторной панели. Джуди пришла, как только освободилась, и сейчас сидела рядом с ним за пультом. Он молчал, даже не ругался и не жаловался, а она все не могла придумать, что ему сказать. Стрелки часов на стене приблизились к десяти, и вдруг лампочки перестали мигать. Флеминг вздохнул и решительно поднялся, чтобы уйти. Джуди робко тронула его за рукав, желая как-то утешить. Он повернулся, чтобы поцеловать ее, и в этот момент в тишину ворвалась дробь ожившего печатающего устройства. Рейнхарт остался ночевать в Абердине, где в то время проходил съезд шотландских университетов. Впрочем, съезд был только предлогом: просто Рейнхарту не хотелось провести остаток пути лицом к лицу с вежливо-снисходительными джентльменами из Лондона. Его немного утешила лишь встреча со старым другом, Мадлен Даунн, профессором химии Эдинбургского университета. Возможно, она была лучшим биохимиком Англии и чрезвычайно одаренным ученым, но, как утверждали ее студенты, обладала таким же обаянием, как пробирка, обтянутая сухой кожей. Рейнхарт долго беседовал с Мадлен, после чего вернулся в свой номер и предался печальным размышлениям. Утром ему принесли телеграмму из Торнесса: