Александр Шакилов: Распределение

А за спиной уже толпа собралась. Стандартная ситуация. Как говорил мой старенький профессор по психологии контакта: "Обряд знакомства с аборигенами имеет определяющее значение для последующего сотрудничества".

Толпа.

В какое время суток не заявишься, всё равно сбегутся. Не спится им, что ли?

Ага, и а вот бубенцы зазвенели — сейчас местный хохмач-любитель откроет концерт по заявкам. Так и есть:

— А почему вы лысый?

Дружное ржание. Оборачиваюсь к толпе:

— Зато у меня грудь волосатая, — и демонстрирую. Дама целомудренно падают в обморок. Кавалеры разгневаны.

Выплёскиваю остатки вина в огонь:

— Милостивые сеньоры и маркизы, нынче уж глубокая ночь. И утомился я в пути, и отдохнуть мне нужно. Короче, не сочтите, вынужден откланяться.

Рассвет — мягкий как щёчки девственницы. Завтрак: пальчики блестят, вилка в два зубца — шмат баранины, ещё шмат баранины и… н-да, ещё шмат сами понимаете чего. Вина не надо — не сегодня: иду знакомиться с почтенным семейством, хо-хо! — перегар неуместен.

Тронный зал: два табурета и король. Ну и королева в довесок.

Н-да, печальное зрелище: он — явный дистрофик, она — э-э, внушительная женщина, объёмная.

Протягиваю диплом, санкнижку, лицензию и нотариально заверенные копии короны и скипетра.

Самодержцы щурятся и шевелят губами.

Вопросительно изогнутые брови? — как, ещё?! — добавляю рекомендательные письма двадцати трёх Домов Северо-запада и Франкской Греции.

Похоже, удовлетворены. И ладно, и замечательно.

Аудиенция окончена. В бой вступает тяжёлая артиллерия: местные прихвостни — докторишки, звездочёты и прочие шарлатаны, коих здесь наверняка развелось великое множество.

Меня внимательно осматривают на предмет родинок, бородавок и других "сатанинских меток". В смысле "ведьминых знаков". Пара товарищей в сутанах настаивают на необходимости провести "прокалывание" — нет, ну, откровенные садисты. Я встаю на дыбы: а болт вам арбалетный и всё такое. Не хочу, не буду. Не устраивает — гудбай май лав, я уезжаю навсегда. Кому это вообще больше надо?!

Не позволю калечить! Себя!!

Придворный дантист в чалме на босу ногу долго ковыряется у меня во рту — кариес ищет. Не находит. Аж плачет от досады.

Прибежали коновалы-терапевты: ногти грязные, халаты не стиранные. Этих дегенератов, я не то, что к царственным особам, к полудохлой кляче не подпустил бы: терпеть не могу, когда над животными издеваются! Ребятки тщательно, с умным видом, изучили выписку о прививках, по кругу повертели на свету флюорографию грудной клетки — диафрагма хороша, а рёбрышки мелковаты, да-да, мелковаты, не то чтобы уж, но мелковаты. Поцокали языками, подбородки поскребли и утопали на консилиум: вещички упаковывать — сообразили ребятки: лафа закончилась. Один, правда, глупей остальных оказался — вернулся: решил мне давление померять. Померял — расстроился. Подумал — и заставил меня три кэмэ вокруг замка пробежать, а потом сердечко послушал. Сник и чуть ли не разрыдался: клиент здоров как стадо единорогов.

Даже психиатра где-то наковыряли. Он добрых три часа тиранил меня пятнами охры на листах пергамента: что я, мол, вижу здесь? а здесь? Это пока астрологи на мой гороскоп медитировали: благоволят ли звёзды?

Звёзды дипломатично промолчали, а вот психиатр настоял-таки, чтобы я анализы сдал. Вроде без урины депрессивный психоз не определяется. Ну да Сварог ему судья. И вообще: результаты лабораторных исследований, оказывается, известны только завтра будут. Ну и великолепно! — я не против. Хоть отдохну немного, в перинке понежусь, а то всё хлябь-дорога, лихие людишки, и дождь каплями… — целые сутки бездельничать! — с ума сойти!! Спасибо психиатру, клёвый он парниша. …а ночью меня служаночка посетила. Глинтвейну принесла — запомнила, ага, что благородному идальго по нутру. Ух, и расторопная деваха! Люблю таких и уважаю. С такими цыпочками я обходителен по пятницам. В ночь на субботу.

Поцелуйчик!! — утром скоренько оделась, постель застелила и прощебетала: "Пока!" — золото-девка, женился бы! — работа не позволяет…

Анализы, естественно, пучком: глистов нет.

Меня одевают и причёсывают. Брёют, ни разу даже не порезав. Ещё бы! — я же цирюльнику сразу катану к мужскому началу приспособил. Чтоб без лишних движений. А ещё меня унавозили тремя одеколонами — дорогими очень, согласно выписанной заявке.

И вот я на пороге захламлённой коморки — благоухаю, собран, готов к работе.