— Хорошо, Манн, давайте попробуем. Это была бы интересная попытка — если ничего больше не поможет подтолкнуть наши мысли. Все эти измененные люди, записи которых нам принес Антор почти год назад, как с ними быть? Помоги нам посмотреть с этой точки.
— Легко. Сколько лет существует энцефалографический анализ? Или, поставим вопрос по-другому, насколько хорошо развито учение о нервных путях?
— В этом отношении мы в начале. Допустим, — сказал Дарелл.
— Правильно. Насколько определенной тогда может быть интерпретация того, что, я слышал, Антор и ты сам называете Измененной Плоскостью? У вас есть теории, но насколько определенными они могут быть? Достаточно определенными, чтобы считать это твердой основой для существования могущественной силы, когда все другие доказательства негативны? Всегда легко объяснять неизвестное, принимая без доказательств сверхчеловеческую и деспотическую волю.
Это очень по-людски. Бывали случаи во всей Галактической истории, где изолированные планетарные системы возвращались к дикости, и что мы узнавали тогда? В каждом таком случае это приписывалось непонятным силам природы — штормам, эпидемиям, засухам, — чувствующим существам, более сильным и деспотичным, чем человек.
Это называется антропоморфизмом, кажется, и в этом отношении мы дикари, и потворствуем ему. Мало зная о психической науке, мы считаем виновными в том, чего не знаем, сверхлюдей, в данном случае, тех, из Второго Фонда, — основываясь на намеке, брошенном нам Селдоном.
— О, — вмешался Антор, — так вы помните Селдона. Я думал, вы забыли. Селдон сказал, что Второй Фонд существует. Рассмотрите это в фокусе.
— Ну тогда вы знаете все цели Селдона. Вы знаете, для чего все это было включено в его вычисления? Второй Фонд может быть довольно надежным пугалом с весьма любопытной целью, если посмотреть. Как, например, мы победили Калган? Что вы там говорили в вашей последней серии статей, Тербор?
Тербор пошевелился:
— Да, я понимаю, к чему вы клоните. Я был на Калгане до самого конца, Дарелл, и совершенно очевидно, что моральный дух на планете был невероятно плох. Я просмотрел их новости и…. ну, они ждали, что будут побеждены. Фактически, они были совершенно лишены мужества мыслью о том, что, в конце концов, вмешается Второй Фонд — естественно, на стороне Первого.
— Совершенно верно, — сказал Манн. — Я был там год. Я сказал Стеттину, что Второго Фонда нет, и он поверил мне. Он чувствовал себя в безопасности. Но не было способа заставить людей неожиданно разувериться в том, во что они верили всю свою жизнь. Так что, на самом деле, миф служил очень полезной цели во вселенских шахматах Селдона.
И тут совершенно неожиданно Антор открыл широко глаза и иронически уставился на довольное лицо Манна.
— А я говорю, что вы лжете.
Хомир побледнел.
— Не думаю, что должен согласиться, не говоря о том, чтобы отвечать на обвинения такого рода.
— Я сказал это без каких-либо намерений обидеть вас лично. Вы не можете не лгать, вы этого не осознаете. Но вы все равно лжете.
Семик положил свою иссохшую руку на рукав молодого человека:
— Вы меня поражаете, дружище.
Антор не слишком нежно стряхнул его руку и сказал:
— Я потерял с вами всеми всякое терпение. Я видел этого человека с полдюжины раз в своей жизни, однако нашел, что он невероятно изменился. Вы знаете его годы, и все-таки пропустили это. Этого достаточно, чтобы сделаться безумным. Вы называете этого человека, которого только что слушали, Хомиром Манном? Я знаю — он не Хомир Манн.
Все поражено загудели, но голос Манна был громче:
— Ты заявляешь, что я могу быть обманщиком?
— Наверное, нет, в обычном смысле, — сквозь шум прокричал Антор, — но тем не менее, обманщик. Тише, все! Я настаиваю, чтобы меня послушали.
Он свирепо нахмурился, призывая их к послушанию.
— Кто-нибудь из вас помнит Хомира Манна таким, как я — сосредоточенный в себе библиотекарь, всегда смущавшийся при разговоре, человек с напряженным и нервным голосом, который с заиканием проговаривал свои неуверенные фразы? Разве этот человек похож на него? Он красноречив, он уверен в себе, у него полно теорий; во имя Космоса, он не заикается! Разве это та же самая личность?
Даже Манн выглядел смущенным, и Пеллеас Антор продолжал:
— Ну, проверим его?
— Как? — спросил Дарелл.
— Вы спрашиваете, как? Есть очевидный способ. У вас есть его энцефалографические записи десятимесячной давности, не правда ли?
Читать дальше