Айзек Азимов: Фонд и Империя

Лицо Торана потемнело.

— Я… тоже это почувствовал. Я просто забыл. Я никогда не думал…

— Тогда мне первый раз пришло это в голову. Это было странное неясное чувство, интуиция, если хочешь. А потом, когда Притчер рассказал нам о Муле и его мутации, все сразу стало ясно. Мул посеял отчаяние в Камере Времени, Магнифико создал отчаяние на Неотранторе. Это было одно и то же чувство. Значит, Мул и Магнифико одно и то же лицо. Разве не складно выходит, Тори? Разве это не похоже на аксиому в геометрии — два предмета, равные третьему, равны друг другу?

Она была на грани истерики, но усилием воли снова привела себя в равновесие. Она продолжала:

— Это открытие до смерти напугало меня. Если Магнифико был Мулом, то он мог узнать мои чувства и изменить их для своих целей. Я старалась, чтобы этого не случилось. Я избегала его. К счастью, он тоже избегал меня, он был слишком заинтересован Эблингом Мисом. Я решила убить Миса прежде, чем он сможет заговорить. Я держала это намерение в секрете — как только могла — в таком секрете, что не решалась даже сказать самой себе. Если бы я могла убить самого Мула… Но я не смогла бы… Если бы он заметил, я бы потеряла все.

Казалось, она опустошена.

Торан хрипло и решительно сказал:

— Это невозможно. Посмотри на это несчастное создание. Он Мул? Да он даже не слушает, что мы говорим.

Но взглянув туда, куда указывал пальцем, он увидел Магнифико, который стоял прямо и держался настороженно, а его глаза горели темным резким огнем. В его голосе не было слышно никакого акцента:

— Я слышу, мой друг. Я просто сидел здесь и размышлял над тем, что при всем моем уме и предусмотрительности я все же смог совершить ошибку и потерять так много.

Торан попятился, как будто испугавшись, что клоун может прикоснуться к нему, или его дыхание отравит.

Магнифико кивнул и ответил на немой вопрос:

— Я — Мул.

Он больше не казался нелепым, его конечности, похожие на черенки, клюв его носа потеряли свой комический вид, осанка стала уверенной.

Он был хозяином положения с той простотой, которая появляется с опытом.

Он терпеливо сказал:

— Садитесь. Давайте, можете даже лечь, устраивайтесь поудобнее. Игра окончена, и я хочу рассказать вам одну историю. Это моя слабость: я хочу, чтобы люди понимали меня.

И снова, когда он посмотрел на Бэйту, его глаза были прежними — мягкими, грустными карими глазами. Магнифико, клоуна.

— В моем детстве нет ничего такого, — начал он, заговорив сразу же торопливо и нетерпеливо, — о чем я хотел бы помнить. Возможно, вы поймете меня. У меня не могло быть нормального детства. Моя мать умерла, даже не увидев меня. Я не знаю своего отца. Я вырос случайно — наудачу, ранимый, с измученной душой, полный жалости к самому себе и окруженный ненавистью других. Все считали меня странным ребенком. Меня все избегали, многие из-за нелюбви, некоторые из страха. Происходили странные случаи… Ну да ладно… Случилось достаточно всякого такого, что позволило Капитану Притчеру в его расследованиях моего детства понять, что я мутант. Сам же я не понимал этого, пока мне не исполнилось двадцать.

Торан и Бэйта отрешенно слушали. Звук его голоса повисал над ними, усадил их на землю, почти обезоружил. Клоун или Мул расхаживал перед ними маленькими шажками, говорил, глядя вниз, на свои сложенные руки.

— Полное осознание моей необычной силы, кажется, медленно снисходило на меня, неторопливыми шагами. Даже под конец я не мог поверить в это. Умы людей представляются мне в виде циферблатов, на которых указатели обозначают преобладающую эмоцию. Это, конечно, жалкая картина, но как по-другому я могу объяснить? Постепенно я осознал, что могу проникнуть в эти умы и направлять стрелку туда, куда захочу, закреплять ее там навечно. А потом еще больше времени потребовалось для того, чтобы понять, что другие не могут этого делать.

Но затем пришло понимание моей силы, и мне захотелось отомстить за то жалкое состояние, в котором находился я прежде. Может быть, вы поймете это. Может быть, вы постараетесь понять это. Трудно быть таким посмешищем — иметь и ум и понятливость, и быть всеобщим посмешищем. Смех и жестокость! Быть другим! Быть не таким, как остальные!

Вам никогда не приходилось испытывать такое!

Магнифико посмотрел на небо, подпрыгнул на цыпочках и снова продолжил свои воспоминания каменным голосом:

— Но в конце концов я научился и решил, что должен поменяться с Галактикой местами. Ее черед прошел, а я терпеливо ждал — двадцать два года. Теперь моя очередь. Я могу сделать это! Галактике хватит остатков. Я — один! Их — миллиарды!