Осенние визиты

Карамазов прищурился, вспоминая лицо пацана. Одновременно испуганное и

ненавидящее. Удар по лицу...

Никто из ударивших его не уходил от расплаты.

- С мальчишками надо кончать, - сказал он.

- В тебе говорит злоба, - сухо сказала Мария.

- Ну и что?

- Илья, дети должны умереть. Но не потому, что они так долго водили тебя за

нос. Просто в них сейчас собралось все самое худшее нашего мира. Даже Визирь,

даже писатель считают так. А тобой движет месть.

- Свобода не нуждается в оправданиях, Мария. Вот и вся разница, - Илья

посмотрел ей в глаза. - Ты убиваешь во имя Добра, я - повинуясь своим

желаниям. Но есть ли эта разница... вне наших душ?

Наверное Визирь понимал, что настоящей Власти над ним не получит. Никогда.

Зарову нравились две вещи в его редкой специальности - то, что он мог говорить

правду и то, что у него не существовало начальников.

- Чего ты собственно хочешь? - спросил Посланник Власти. - Денег, что ли?

- Веры в себя. Я обещал.

- Что ты обещал? Романчик написать? О злобных марсианах и отважных землянах?

Да очнись, Ярослав! Наступило время больших дел!

- Рашид, я выполняю обещания. Тебе это не нравится?

- Нравится, писатель.

Заров хотел было сказать - "зови меня литератор", но промолчал. Это он говорил

только друзьям.

А Хайретдинов был союзником, партнером, даже - хозяином. Но не другом.

- Ладно. Езжай, - Визирь уступил мгновенно. Словно сложил что-то в уме,

экстраполировал на будущее - и признал свою ошибку. - Ярослав, единственное,

что хочу сказать...

- Ну?

- У тебя все-таки возникнет искушение... это неизбежно. Пойти на ту встречу.

Дать ребятишкам денежку, задержать Илью с Марией... если они придут.

- Ты считаешь меня большим идиотом, чем я есть.

- Извини. Но я знаю эту сладость... сладость добрых дел. Отсроченного греха,

оттянутой подлости, - Визирь подступил к нему, маленький, плотный, суетливый,

- такой безобидный человек... который не был человеком. - Писатель, ты не

ошибись, а? Всегда хочется остаться чистым. Хорошим-хорошим... Не марать руки

кровью невинных младенцев. Не делать зла своими руками. Тебя ведь это страшит?

Именно - своими руками! Пойми, когда мы умываем руки - мы открываем путь куда

большей крови!

- Я знаю.

- Знать - это не главное. Ярослав, ты умный мужик. Ты любишь красивую жизнь и

добрые дела. Работа такая, да? Так пойми - эту красоту и доброту принесет не

Посланница Добра. Не мальчик, который ни во что больше не верит! Я, гнусный

человечек узбекской национальности...

- Рашид, вот этим не кичись. Знаешь, националистов и шовинистов я одинаково...

люблю.

- Знаю. Но именно я, чужеродец, двинутый кланом на партийную работу,

полюбивший демократию, обрусевший и ставший святее папы римского - я принесу

стране покой! Покой и веру в себя! Достоинство и силу! Понимаешь? Не омовение

сапогов в чужих океанах, не карточки на масло, не распродажу всего и всем! Я

подниму эту страну с колен! Она ждет меня! Меня, Власть! Силу! Да, тысячи

сгинут бесследно! Да, миллионы заткнут себе рты! Господин писатель, что тебя

больше ранит - тысяча правдолюбцев, или миллионы голодных и униженных?

Заров не ответил.

- Ты до сих пор думаешь - как меня обмануть, - уже спокойнее сказал

Хайретдинов. - И рыбку съесть, и в кресло сесть. Очнись!

- Я давно уже очнулся, Рашид.

- Ой ли?

- Я просто выполняю свои обещания. Понимаешь?

- Тебе дать машину? - помолчав, сказал Визирь.

- Дай.

Хайретдинов подошел, положил руки ему на плечи:

- Ярослав... я тебе верю!

- Я хочу дойти до конца, - просто сказал Заров. - Понимаешь? Я творю чтиво.

Развлекаю публику. Так позволь мне... отыграть эту роль.

- Не заиграйся.

10.

Машину вел Семен. Когда они пересекли кольцевую дорогу, Заров не удержался,

спросил:

- Слушай... кто для тебя - Хайретдинов?

Семен покосился на него, но ответил спокойно:

- Сильный человек.

- Я с тобой наполовину согласен.

Кажется, он не понял. К лучшему, наверное.

- Улица Хмелева, - сказал Заров. Он был готов к объяснениям, но Семен, похоже,

хорошо знал свой город. Он вел машину по каким-то тихим, полупустынным улицам.

Изредка - играющие дети, бредущие домой взрослые. Дома старые, дома новые,

деревцо, тянущееся вверх из крыши кирпичного монстра, трава, пробившаяся между

балконами многоэтажки. Хей! Может быть в этом доме живут Кей и Герда конца

двадцатого века? Вот он, их садик между балконами. Цепкие плети сорняков.