Коллектив авторов - Апокалипсис отменяется (сборник)

Повседневная жизнь человека все больше меняется: нейроинтерфейс, сверхмощные компьютеры, суперсовременная медицина, нанотехнологии. Никогда еще человечество не было столь далеко от животной природы и никогда столь близко к Олимпу!

Шаг за шагом реализовывая свои мечты, от глубоководного плаванья до полетов в космос, Венец Творения вплотную приблизился к сокровенной – бессмертию и вечной молодости! Что ждет на тернистом пути от теории к практике, от идеи до сотворения?

Сборник рассказов «Сингулярность-2» открывает новые горизонты будущего – необычного, невиданного, даже отчасти чудесного. И оно – реально!

Окунитесь в завтрашний день вместе с нами!

Приятного путешествия!

P.S. Обсудить работы или оставить отзыв вы сможете по адресу: www.f.t-human.com

Столешница, размером с Антарктиду, зависла на уровне пояса. Ножек нет, но черная плита недвижима, будто под ней не пустота, а железобетонное основание. Кресла такие же: прочно впаянные в воздух сиденья со спинками, обшитые твердой, как мрамор, красно-коричневой кожей. Люди сидят, поджав ноги: если стол, во исполнение законов гравитации, упадет…

Но стол не двигался. Архимед вполне смог бы использовать его как точку опоры. Отполированная чернота бесстрастно отражала бледные лица.

– Неуютно, конечно, – сказал Торгвальд Лютенсвен. – Дизайнеры старались недостаточно. Хотя попытка была неплохая…

Собравшиеся заулыбались, оценив шутку, понятную только им.

– Увы, люди прилагают слишком мало усилий к чему бы то ни было, – продолжил Лютенсвен. – Слишком… но, как полагаю я и как полагаете вы, это можно исправить. Сегодня все мы подпишем Контракт, и нам ничего не останется, как доказать нашу теорию практикой. В противном случае… а нет никакого случая! Нам достаточно всего лишь… – всего лишь! – как следует постараться, чтобы исполнить пункты Контракта и… уцелеть.

Контракт – результат наших общих долгих раздумий. Я должен спросить: есть среди вас те, кто решил отказаться подписывать его?

Торгвальд подчеркнуто медленно обвел взглядом зал.

Люди молчали.

…С младенчества он жил в крохотном, укрытом от мира далекими северными лесами храме, чьи немногочисленные обитатели считали себя наследниками Ордена Иллюминатов, и его податливый, как комок сырой глины, разум вылеплялся, подчиняясь, будто пальцам гончара, речам настоятеля Игнатия.

Годами тот разворачивал перед послушником картины, написанные недобрыми красками: о незнакомой далекой жизни, состоящей из тщеты и бесцельной суеты, о грехах и падении человека, о том, что в этом сумрачном кошмаре нет места справедливости, счастью и радости.

Долгое время Торгвальд впитывал речи Игнатия и звучащие в них мрачные, безнадежные ноты, и неизвестно, какую окончательную форму принял бы разум, питаемый столь скудной для развития пищей, но за гончарное дело взялся вернувшийся из добровольного многолетнего отшельничества Демокед.

Ярый приверженец аскезы, он в рассуждениях о несовершенстве мира шел гораздо дальше Игнатия, но в его речах сверкала надежда: Демокед не только обличал земную жизнь, но также поведал Торгвальду о рае, скрытом за сияющими вратами, и о возможном его достижении через многие испытания на долгом пути.

Тысячи новых видений и образов озарили мрачные бездны. Рай представился Торгвальду в виде необъятных пространств под небом цвета летнего заката, в котором одновременно и солнце, и звезды, и луна. Он видел долины, подернутые волнующейся бледно-сиреневой дымкой, похожие на те, что изображены в богословских книгах, призрачные очертания далеких гор и нежно-зеленые поляны, где текут голубые ручьи, а по берегам высятся серебристые сосны. В закатном небе вспыхивают чудесные видения и влекущие миражи.

Живут в раю лишь достойные: не люди, а титаны в сверкающих одеждах, исполненные невероятных замыслов. Жизнь же их так не похожа на жизнь людей, описанную Игнатием, как не похожи закатные долины и серебристые сосны на мрачные тесные поляны, окруженные зловонными болотами.

И он, Торгвальд, по словам Демокеда, не жалкое уродливое существо, не вечный, как утверждал Игнатий, позор этого отвратительного мира, а тот, кто может прийти к сверкающим воротам, тот, кому они откроются.