Владимир Шибаев: Прощай, Атлантида

– Моя. – заявил географ. – Буду.

И скоро, шепнув пару слов Воробью, он тоже, по-английски, то есть сказав тихо плохое английское слово, ушел, неслышно прикрыв за собой дверь.

Пожалуй, был уже вечер, и ни одна из спешивших навстречу женщин не походила на Риту.

.

Автобус вывалил географа вместе с кучкой жмущихся сельских замшелых спекулянтов на торжище перед убранным в леса и строительную сетку Домом престарелых работников умственного труда.

Накрапывал весенний дождь, и небо не по-майски было запеленуто в грязные серые тряпки, медленно водящие по немытому непрозрачному верху. На площади одиноко мок восточный человек с горкой гранатов, а бродячий милиционер гонял востроглазых голосистых бабок с пучками белесого укропа.

В парадных вестибюлях Дома громыхал грандиозный ремонт – сверкала, сваривая глазные белки, сварка, летали кирпичи, и хлопцы в тюбетейках, издавая отчаянные гортанные звуки, тянули, как муравьи, громадные деревянные балки. Внутри на строительных сетках виднелись плакаты, отмечавшие точки реконструкции – "сауна", " випсауна", "массажное заведение-салон", "клуб-гостиная по интересам", " биллиардные покои" и т. д. а также невесть откуда прилепленые здесь плакатики о спортивном состязании " Привет участникам международного турнира между бурятскими лучниками и ужгородскими тарелочниками-стрелками", и среди битого хлама носился и лаял умные слова худой и небритый затейник, мастер развлечений с умственным коэффициентом. Он орал:

– Концепцию массажа испоняйте, гниды – где девочки будут подмывать гладкие ладошки?

– А покойницкую для киев и шаров кто собьет в мегалитической прострации?

– Куда, ослина ферганская, тащищь пространство термы-сауны, Лобачевский знает? Очко солярия куда отъехало?

– Кто это? – в ужасе спросил Арсений у кислой рожи пробегавшего молдаванина.

– Ты, эта. Новая прораб наш. Уходи, поймает, колыма.

И географ поскорее помчался к официальному окошку на другую сторону. Глухое оконце в дверке опять сначала отозвалось пустым костяным стуком, но тут же рухнуло, и громада спрятавшейся там дежурной тетищи рыкнула:

– А ну, ручки оторву – будешь стукать. По мозге своей стучи – тут люди служут.

– Я вызван, – сообщил Полозков.

– Фамилью имеешь, или подкидыш?

– Я свою бабушку хоронить. Полозков Арсений Фомич.

Бабища от внезапно прилившего инсульта покраснела и надулась, и одна пуговица от ее нестиранного халата отлетела и шлепнулась в стоящий у тетки под ногами ночной металлический горшок. Тетка содрогнулась и саданула дверью, вышибла ее, отбросив географа на расстояние, и грузное ее тело пролезло в дверку и расплылось в улыбке.

– Проходите свободно бабушкин родственничек, – чуть наклонила она трудное тело и указала бревном-рукой во внутренние покои. – Ждут не дождутся уж Вас покойница.

У двери завхозовского кабинета Арсения уже поджидал почетный караул:

солидно наряженная в золотые перстни Леокадия Зверковская и выглядывающий из-за нее бывший главбух " Красного мотальщика".

– Где похороны? – спросил географ. – Бабушки моей.

– Уже обслужена, – расплылась в печальной улыбке бывшая медсестра. – Все за вас выполнили службы упокоения, господин Арсентий.

– Когда? – поразился географ.

– Вчера к ночи, – высунулся из-за завхозши бухгалтер. – Как приспичило, так в самый раз. Вы уж извиняйте, господин Арсений, что лишили Вас родственной радости. Пройдите на свежайшую могилку – 13А. Захочете, проводим Вас.

– Да нет, – раздумчиво протянул географ. – Сам уж.

Опять высунулся чуть-чуть бухгалтер:

– Вы зла то на меня не держите, – зашептал, все продолжая прятаться. – Что тогда…в больнице. Орган глаза у Вас торговал. Разве увидишь огромного человечищу среди маленьких проблем, как справедливо заметили ваши два серебристых заместителя. Смотришь, чепуха человечишка, а он – на тебе, гуливер.

– Да ладно, – отмахнулся географ. – Мне и самому скоро кое-какие органы понадобятся.

И бухгалтер в ужасе спрятался за Зверковскую.

А географ отправился искать могилку. Кладбище растянулось сбоку от Дома, неподалеку от реки, и речной туман и сырость покрыли его легким бледным саваном. Свежая могилка 13А украшена оказалась лишь деревянным крестом и табличкой без дат: " Аркадия Самсоновна Двоепольская". Ни цветов, ни водки у Сени не было, и он присел на брошенную возле могилки деревянную гнилую доску, и так сидел долго, глядя то на крест, то на баржу на водной глади, то на щебечущих в небе ворон или галок.