Джон Кристофер: Смерть травы

Но:

«— Вы живете в мире, где все говорит в пользу чувствительных и цивилизованных людей. Но это очень ненадежно. Возьмите хотя бы древнейшую цивилизацию Китая и посмотрите, что из этого вышло. Когда начинает урчать в животе, забываешь о хороших манерах».

Если бы только о хороших манерах!

Фермер. Горожанин. Торговец. Интеллигент. Общество в миниатюре. Ну и дети. Чтобы, когда НАЧАЛОСЬ, проявить чистосердечный детский наив:

«— Пап, давай разгромим какой-нибудь барьер, — сказал Стив, — я в кино видел.

— Это не кино, — ответил Роджер».

Ну и женщины. Чтобы было кого ревновать, насиловать, спасать, опекать, убивать. Надежда:

«— Вот наша надежда — женская стабильность. Уезжает из дома навсегда, но снимает чайник. Мужчина скорей бы хлопнул этим чайником об пол, а потом запалил дом».

Надежда: «Надо просто ждать и надеяться на лучшее, — сказала Анна». Вольно было тому же графу Монте-Кристо (французы, они такие милые!), имея миллионы и миллионы, имея все прелести жизни, мудро напутствовать: «ждать и надеяться».

Вот и НАЧАЛОСЬ.

«В Англии исчезли пирожные и кексы, но хлеб был еще доступен каждому». (Все же Джон Кристофер создавал свою утопию умозрительно, не было у него личного опыта, не было у Англии личного опыта. Мы по нынешнему опыту можем компетентно возразить: не так все было. Хлеб исчезает в первую очередь, а кондитерская выпечка — во вторую, после хлеба. Так что не так уж была не- права обезглавленная Антуанетта, заявляя де, если у них нет хлеба, пусть едят пирожные).

«— Это не кино, — ответил Роджер». Совсем не кино! В том детском понимании: мол, перевернем барьеры, побузим, а там и конец фильма. Хеппи энд! По нарастающей, по нарастающей, и:

«— Вы согласны, что законы в этой стране больше не действуют?

— В противном случае нас всех ждет виселица.

— Совершенно верно. Значит, если бездействен государственный закон, что остается?

— Закон группы людей, для ее же защиты.

— А закон семьи?

— Если он не во вред той же группе людей.

— В глава семьи?.. Вы признаете мои права?

— Да, признаю».

Не к ночи будет упомянуто, «марксистское определение свободы противостоит как волюнтаризму, так и фатализму, люди не вольны в выборе объективных условий своей деятельности, выступающих как необходимость, однако они обладают конкретной и относительной свободой, когда сохраняют возможность в выборе цели или средств их достижения». Чертова осознанная необходимость! Почитали бы вы, чего только ни вытворяют флегматичные, невозмутимые, рассудительные англичане в «Смерти травы», ЧТО они сознают необходимым (то есть, конечно, прочтете, не излагать же в предисловии содержание книги). А мы-то самоуничижаемся: да, мол, скифы, да, мол, азиаты.

Человеки есть человеки. Да-да, и брат на брата. Да-да, и бардак в экономике. Да-да, и решение о миллионах жертв — тогда при английском правительстве из «Смерти травы» у людей все будет. Ведь стопроцентно объективны те немногие, кто констатирует: «при Сталине все было!» Конечно, было! Для тех немногих, кто остался в живых и на свободе. КОЛИЧЕСТВО ПРОДУКТОВ НА ДУШУ НАСЕЛЕНИЯ УВЕЛИЧИВАЕТСЯ ПУТЕМ СОКРАЩЕНИЯ ДУШ НАСЕЛЕНИЯ. А чем англичане хуже?

А пожалуй хуже. И вот чем. Человек способен на любую глупость и жестокость, когда на него обрушивается нечто ранее неизвестное и угрожающее. Смерть травы, чрезвычайное положение, эвакуация разумеется, не подарок! Но! Джон Кристофер закончил «Смерть травы» в 1956 году. Его англичане уже пережили и бомбежку Лондона, и затемнение в Грэтли, и молодых львов… А тут — всего лишь угроза голода (не голод!) — и… ну просто какие-то скифы! Не то слова! Азиаты! Они…

Все-таки повезло писателям, родившимся вне России — они стали просто писателями, основным предназначением коих было пописывать, чтобы читатель почитывал. К примеру, Герберт Уэллс («Война миров»), скончавшийся за десять лет до того, как Джон Кристофер написал «Смерть травы». Или Джон Уиндэм, опередивший Джона Кристофера на пять лет своим «Днем триффидов». Родись они все трое в стране, «где так вольно дышит человек», — досталось бы им на орехи. Потому как поэт (писатель) в России — больше чем поэт (писатель). В России он — властитель дум. И припаяли бы Уэллсу нападки на армию: она непобедимая и легендарная, а в романе бумагомарателя пасует перед какими-то треножниками. И Уиндэму припаяли бы клевету на самый передовой отряд ученых: неужели жалкий измышленец всерьез полагает, что наука не предусмотрела и не предупредила бы негативных последствий какого-то там метеоритного дождя?! А Кристоферу, пожалуй, за «Смерть травы» попало бы больше всех из этой троицы: ладно, бы только за неверие в могучесть сельскохозяйственных селекционеров из колхоза «Красное вымя» (подумаешь, трава гибнет! да мы дрова на дворе станем выращивать, хлеб из опилок полезней и питательней!)… но покушение очернителя Кристофера на образ положительного героя, на его АЖП [2] Не надо вздрагивать! АЖП — всего лишь партийно-художественная аббревиатура недавних лет. АЖП — активная жизненная позиция. , - это вызвало бы характерный треск, с которым лопнуло бы терпение отечественных хранителей (лат. praeservatio; рус…). НАШ человек на ТАКОЕ не способен: