Брайан Стэблфорд - Снежок в аду

— Мы теряем время, — скривился Хеманс. — Если вы будете прикидываться незнайками, я лучше подожду формального допроса. Тогда мой адвокат сможет определить, о чем мне лучше умолчать.

— После пожара я говорил с одной из девочек, — сообщил я. — По ее словам, она не считала, что ее биологической матерью была обычная женщина. Это она от вас узнала?

— Мы сказали ей правду о ее происхождении, — ответил он.

— И в чем же состоит эта правда?

— Что она — плод научного эксперимента.

— Противозаконного эксперимента?

— Разумеется, нет. Ни я, ни кто другой из моих коллег никогда не пересаживали гены человека другим животным. Мы со всем тщанием старались оставаться в рамках существующих законов.

— Но вы не публиковали никаких сведений о своей работе, — парировал я. — Не подавали заявки на патенты. Даже по критериям частного сектора это необычная тяга к секретности.

— От публикаций мы воздерживались, поскольку работа не была завершена, — не сдавался Хеманс, — а теперь, благодаря вашему бесчеловечному вмешательству, не будет завершена никогда. Заявок мы не подавали, поскольку не были готовы. Впрочем, это вообще не ваше дело. Роли, Брэд и я имели возможность финансировать проект из собственного кармана.

— Полицейские не поджигали дом, — отметил я. — Не их вина, что ваши материалы и оборудование сгорели. Их уничтожение — ваших рук дело.

— Это не так, — солгал Хеманс. — Пожар начался случайно, в суматохе штурма.

— Дело не в том, что вы финансировали свои исследования сами, — заявил я, не давая сбить себя на другую тему. — Вы их держали в тайне. Старались засекретить изо всех сил. Судя по всему, свои опыты вы проводили на детях — детях, которые, с официальной точки зрения, все равно что не существуют. Будь это ваши собственные дети — и то эксперименты являлись бы противозаконными. Если же дети не ваши… здесь требуется много чего объяснить.

— А объяснение вам уже известно, так что давайте-ка без экивоков.

— Простите, — объявил я, — но мне ничего подобного не известно. У меня есть подозрения, что история, рассказанная девочкой, была всего лишь цветистой байкой, которую вы сочинили, чтобы приукрасить свои успехи. Мертвых не допросишь, так что у нас нет никакой возможности узнать, могли ли особи, которых генетики сочли свиньями в человеческом обличье, разговаривать, а не то что рационально мыслить. Я лично не сомневаюсь, что сцена в подвале была срежиссирована — как иначе эта троица сумела бежать, если выход, к которому они якобы направлялись, оказался блокирован?

— Возможно, они нашли другой, — рассудил Хеманс. — С кем вы разговаривали?

— Она назвала себя Алисой.

— Мы все называли ее Алисой, — заверил меня он. — Значит, среди убитых ее нет? И от снайперов она ускользнула?

— Ее найдут, — процедил я. — Неважно, кто она — свинья или человек, — ей нигде не укрыться. Куда бы она ни направилась, след останется. На дворе двадцать первый век. Теперь спрятаться невозможно.

— Это относится и к людям, которые за ней охотятся, — заметил он. — Одно дело — окружить дом в лесу, совсем другое — зачистка общенационального масштаба, которая затянется на несколько недель. Сколько беглецов вы ищете?

— А сколько всего было в поместье?

Хеманс удержался от улыбки, но явно сообразил: вот он, один из его лучших козырей. Если внушить нам, будто поросят было не четверо, а, допустим, семеро, наши поиски, вдохновленные этой ложью, продлятся очень долго. Он правильно рассудил, что «зачистку общенационального масштаба» (уместен ли тут этот термин — уже другой вопрос) утаить очень сложно.

— Зачем вы это сделали? — без обиняков спросил я. — Идея весьма странная. Что побудило вас попробовать?

— Доктор Хитченс, вы сами генетик, — ответил он. — Кто-кто, а вы должны понять.

Я считал, что уже понял. И решил, что пора доказать это ему.

— Если вы действительно это сделали, — проговорил я, — то напрашивается вывод, что получилось это у вас случайно. Ни за что не поверю, будто вы начали работу, уже предвидя истинный успех своего эксперимента в области прикладной гомеотики. Могу лишь предполагать, что вначале вы просто пытались определить границы пластичности эмбрионов. Вы не посмели бы наложить анатомическую матрицу человека на свиные эмбрионы, если бы предвидели блестящие результаты своего эксперимента. А едва обнаружив реальные способности малышей, поняли, что крепко влипли, поскольку не знаете, что с ними делать, — поэтому вы просто продолжали работу, тайно наблюдая за их развитием и недоумевая, как все это прекратить. Вероятно, вы были лишь благодарны полиции за вмешательство — ведь она переложила ответственность на себя.