Дональд Кингсбери - Психоисторический кризис

Нужно слушать и выбирать будущее, а не только предсказывать его. Хороший психоисторик должен быть композитором в той же степени, что и провидцем. А если композитору не хватает гибкости, то он сочиняет плохие песни. Отличит ли Нейрт те традиции, которые в самом деле составляют фундамент общества, от тысяч мелких и тривиальных архитектурных украшений? Станет ли слушать музыку без ритма и сможет ли услышать музыку, которая на музыку совсем не похожа?

Прилежно трудясь над моделью корабля, адмирал прокручивал в уме всевозможные подрывные политические сценарии. Беспорядки. Призывы к действию. Но недостаточно интуитивно чувствовать еле слышный враждебный шепот и темные намеки, недоступные обычному уху таких людей, как Джарс Хейнис. Недостаточно слышать движения вооруженных заговорщиков где-то там, среди звездных джунглей. Сверхтонкая чувствительность, которой так гордился Кон, была, безусловно, чертой гения, но, как не преминули бы заметить его враги, эта черта также присуща суеверным дуракам и психам-параноикам. Ему нужны более осязаемые доказательства заговора, чем подрывной маскарад на пустом месте.

Черт побери, он должен стоять на мостике современного «Хорезкора» и драться с врагом из плоти и крови! Хорошо, конечно, сидеть за удобным столом, имея в распоряжении самые мощные в Галактике компьютеры, и просеивать статистическую информацию, которую исправно поставляет межзвездная бюрократическая сеть. Но распознать действия злодея в цветной схеме на экране и сразиться с ним в открытую — две разные вещи. А ведь в конце концов придется-таки броситься в зловещий галактический водоворот и привести преступника в наручниках! Адмиралу нужны были детали заговора, участники, базы. Ему нужен был пойманный вражеский агент, которого можно допросить. И ему нужны были солдаты, достаточно способные и верные, чтобы делать за него грязную работу.

Не так-то все просто. Кон уже давно привык к тому, что результаты частенько приходилось получать, действуя на свой страх и риск. Это усложняло работу. У него не было союзников. Другие — такие, как величественный Хейнис, — топали напрямую по пути наибольшей вероятности, легкой дороге, которая вела неизвестно куда. Наиболее вероятное будущее могло в любой момент расщепиться на тысячу тропинок, рассыпанных так беспорядочно, что выбрать не поможет никакой математический расчет. Психоисторики правили в течение двадцати семи столетий и решили, по-видимому, что так будет всегда.

Никто из иерархии психоисториков не хотел верить в существование каких-то таинственных противников. Они не признавали результатов Кона и смеялись над его утверждением, что кризис уже дал первые ростки — и в самом деле, разве это не было бы предсказано математикой Основателя?

Адмирал чертыхнулся — только что прилаженная деталь отвалилась. Каждому новому поколению приходится учиться тому, что карта вселенной — всего лишь карта и что никакая карта не в состоянии учесть все детали. Год за годом Кон открывал все новые противоречия, которые модель Основателя учесть не могла, — крошечные нетривиальные эффекты, незаметные в общем блеске психоисторической системы. Аномалии были столь тонкими, что сомневался даже сам Кон. Но сомнения не смущали его. Правильным путем идет лишь тот, кто готов ошибаться. А тот, кто больше всех уверен в своей правоте, ошибется первым.

Стоит ли поручать Нейрту неофициальную и опасную разведывательную миссию? Этот вопрос постоянно вертелся у Кона в голове. Черт, однако мальчик опаздывает! Адмирал поднял упавшую деталь и стал снова устанавливать ее.

Собирать «Хорезкор» было удивительно интересно. Неплохо все-таки быть могущественным психоисториком, сидеть в центре паутины и иметь доступ к любой управляемой части Галактики! Он мог, даже без разрешения большинства коллег, посылать талантливых учеников с поручениями куда угодно. И если эти поручения касались и его хобби, то всегда можно было сказать, что ученики таким образом приобретают «ценный исследовательский опыт». Пока ловкачи типа Нейрта рыскали по Галактике в поисках добычи для адмирала, жизнь теряла часть своей смертельной серьезности и иногда даже становилась забавной. Власть всегда ограничена, но все-таки она власть. С ранних дней юности, прошедшей под гнетом строгой дисциплины в глубоких подземельях Светлого Разума, Хаукум научился использовать власть и злоупотреблять ею, не переходя при этом, впрочем, безопасной черты.