— Хорошо! — Полковник Степанов хлопнул рукой по столу. — Вопрос ясен, мнение одно! Я в воздушную армию! Виктор Михайлович, командуй тут… Все свободны, товарищи!
* * *
Поздним вечером я пришел к дальнему оврагу, в который столкнули мой "Як". Истребитель лежал носом к краю обрыва, как будто хотел выбраться из своей могилы. Хотел – но уже не хватило сил… Мотор, оружие, шасси и некоторые приборы успели снять.
Я долго смотрел на него, вспоминая первые дни знакомства с молодым, красивым и рвущимся в полет соколом. Прощай! Ты провел свой последний бой и – победил! Прощай!
Клубок полетел вниз… самолет вспыхнул. Повернувшись к разгорающемуся пламени костра спиной, я пошел на аэродром. Для меня война еще продолжалась.
Командир группы "Молния" вернулся из воздушной армии довольным и веселым. Телефонный разговор по "ВЧ" с Москвой сложился и внушал сдержанный оптимизм. Кажется, наши предложения совпали с намечающимся решением командования.
Полковник Степанов отменил полеты на завтра. Приказ был простым – летному составу засесть за составление всяческих отчетов по модификациям третьяков, на которых они летали. Техническому составу была дана команда проводить профилактику самолетов и готовить их к передаче в учебный центр воздушной армии. Возвращать их в Москву смысла не было, на двух заводах страны, в Саратове и Тбилиси, уже началась активная подготовка к производству истребителя "Як-3" в двух модификациях.
С учетом наших рекомендаций был намечен выпуск третьяка с вооружением из трех пушек НС-23 и другого – с моторпушкой калибром 23 мм с БК в 110 снарядов и двумя 20 мм пушками. У этой модификации истребителя был более объемный третий, фюзеляжный топливный бак, что позволяло держать истребитель в воздухе около полутора часов. Правда, не на боевом режиме… Говорили, что некоторым счастливчикам "повезет" летать на новых яках с пушкой в 37 мм, да еще с удлиненным стволом. Баллистика 37 мм пушек, бывших на наших яках, была признана не очень хорошей. Видать, такие "царь-пушки" тоже нужны… Но таких самолетов будет совсем немного.
Еще через два дня Степанова вызвали в штаб армии. В наш адрес пришла шифровка, а поскольку своего шифровальщика у нас не было, полковник и поехал ее читать в воздушную армию.
Вот эта шифровка и расставила все точки над "i". Четко и ясно нам было приказано передать самолеты воздушной армии, оставив двух офицеров-инструкторов для обучения летчиков полетам на новой технике. Для обеспечения этой задачи УТЦ фронта передавались и все наши материально-технические ресурсы.
Встал вопрос – а кого, собственно, оставлять? Но тут чистокровный русак доктор Кошкин предложил абсолютно еврейский ход. У него в палатке санчасти для этих целей, оказывается, вызревало аж два дивных фрукта – в нижнем белье и тапочках на босу ногу. Первым был капитан Извольский, которому вот-вот будет разрешено ползать с палочкой, как какому-то герою времен Очакова и покоренья Крыма. Другим тепличным ананасом оказался перемазанный зеленкой от множества мелких ранений осколками плекса и стекла старший лейтенант Кузьмичев. Из санчасти понеслись крики, как будто там проводил операцию без наркоза вивисектор-садист, но участь "битых гусей" была решена.
— Ничего, птенчики вы мои щипанные, поползаете по земле, здоровьишка поднакопите, а там видно будет! — с ласковой, отеческой улыбкой вещал жертвам медицинского коварства полковник Степанов. — В любом случае, к раздаче орденов и формированию нового полка успеете!
Бедолаги обратили на меня полные слез глаза, но я только и смог, что пожать плечами. Командир сказал – командир сделал! У нас в армии единоначалие.
— Если хорошо покажете себя на ниве учительства, ребятишки, может быть, когда-нибудь Родина и вернет вас за штурвал… По-2, скажем! — бессердечно сказал я. Ребятишки издали протестующий, но не тронувший мое железное сердце, вопль. — А если серьезно, давайте поправляйтесь, ребята, и за дело! Вам еще повезло – при деле будете. А то ведь, если нас отзовут с фронта, вам прямой путь в госпиталь, ферштейн зи?
— Я-я, натюрлих… — печально сказал лингвистически подкованный Извольский.
— Вот в таком вот аспекте, воробушки! — сурово сказал я. — Желаю здравствовать, товарищи офицеры! Родина ждет от вас подвига.
Было немножко стыдно за невольную подставу, которую мы устроили ребятам, но делать было ничего. Этот вариант был наиболее безболезненным. Летать ребята еще не могли, а вот передавать свой опыт могли вполне.
Читать дальше