Ник Перумов - тема - Псы любви

— Хочу. — Я пожал плечами. — Но я люблю Свободу. Я думаю о ней целые дни. Мне тошно. Мне ничего не хочется. Я не могу работать. Я не могу отдыхать. Я не могу спать и есть. Я похудел на десять кило. У меня трясутся руки. Я вздрагиваю, когда раздается телефонный звонок, хотя разумом понимаю, что она не может звонить. Ты не представляешь себе, что это такое. Мне не хочется жить. Мне без нее очень, очень, очень…

— А Элька?

— Что Элька? Элька — дура…

— Верно, Элька не слишком умна, — сказала Сюзен неожиданно трезвым голосом и вдруг шепнула: — Поехали ко мне?

— Прямо сегодня? — засомневался я, — Но, Сюзен…

— Я не Сюзен. Называй меня Свободой. Я похожа! — Она подняла руку и вдруг чиркнула зажигалкой.

— Поехали! — кивнул я.

— Я Свобода! — шепнула Сюзен мне на ухо. — Я хочу тебя! Я люблю тебя, мой единственный!

— Ты прелесть! — прошептал я, чувствуя, как по позвоночнику бегут мурашки. — Спасибо тебе, Сюзен!

Балка под потолком гаража выглядела надежной, и я примотал к ней провод. Помял его в руках — шнур казался вполне гибким. На всякий случай смазал его машинным маслом. Масло воняло неприятно, но, в конце концов, мне не так уж долго его нюхать. А вот сделать хорошую петлю получилось не сразу — шнур елозил в руках и плохо гнулся. Наконец я сделал петлю, вытер масляные руки об штаны и залез на табуретку.

— Тю! — раздалось за моей спиной, и я испуганно обернулся, насколько позволяла петля.

Дверь гаража была распахнута, похоже, я не запер ее. Или запер? В дверном проеме на фоне холодной осенней ночи маячила знакомая фигура — пузатый плащ и беспорядочные патлы вокруг здоровенной лысой макушки.

— Скотти Вильсон? — не спросил, а скорее кивнул я.

— Привет, малыш Джонни, — сказал Вильсон. — Вот зашел тебя проведать, а дома никого нет. Прочел твою записку. Какие красивые слова! Жаль, она их никогда не прочтет.

— Вильсон, что тебе надо? — заорал я и почувствовал, что краснею.

— Мне очень и очень скверно, — сказал Вильсон. — Мне нужен человек, который со мной поговорит. Я знаю поблизости одно уютное местечко.

— Очень скверно? — недоверчиво спросил я, слезая с табуретки.

— Ужасно, — подтвердил Вильсон. — Штаны переодень, все в масле. Кто же вешается в белых штанах? На них так плохо будет смотреться моча…

— А почему тебе скверно, дядька Вильсон? У тебя же вторая судимость? Так сильно страдаешь по Свободе?

— Я страдаю, когда вижу молодых дурачков вроде тебя. Джонни, ты мужик или нет? Тебе не стыдно так страдать из-за бабы?

— Как? — растерялся я.

— Ныть из-за бабы. Хныкать. Жаловаться. Вешаться. — Вильсон говорил кратко и требовательно. — Посмотри на кого ты похож! Нытик, а не мужик! Возьми себя в руки! Вытри розовые сопли! Наплюй!

— Хорошо тебе говорить, дядька Вильсон, — я достал платок и высморкался, — со второй-то судимостью…

— Не второй, а четвертой, если уж на то пошло… Ты мне другое скажи — кто она? На кого ты повелся, дурень? Железяка с факелом! Рожа квадратная! Глаза пустые! Ни сисек тебе, ни писек!

— Как… — опешил я. — Как ты можешь так говорить про свою любовь?!

— Кто тебе сказал, что я ее люблю?

— Погоди… — я уже начал догадываться. — Так ты… ты любишь Гагарина?

— Я люблю деньги.

— Как же это? — совсем растерялся я.

И тут до меня дошло.

— Вильсон… Ты… Ты мне поможешь?

— Это будет немножко стоить… — сказал Вильсон.

— Я готов!

— Это будет немножко больно…

— Что может быть больнее?!

— Это может не получиться…

— Я верю, это получится!

— Об этом может кто-нибудь узнать…

— Об этом никто никогда не узнает!!!

— Переодень штаны, я жду тебя в машине, — цыкнул зубом Вильсон и вышел из гаража.

— Я расскажу вам историю великого самоубийства! — гремел под сводами голос мистера Броукли. — Мы знаем, что многие осужденные решаются на это. Многие погибают. Иные остаются калеками на всю жизнь. И никто не судит их за это! Но не таков наш Джонни! Да, он пытался убить себя! Убить невиданным, уникальным способом! Но убил лишь свою любовь к Свободе! Можем ли мы осуждать Джонни за то, что он хотел умереть и не умер? За то, что хотел жить и выжил?

— Разблокировал судебное наказание при помощи самодельного прибора Скотти Вильсона, также проходящего по делу о досрочно освободившихся преступниках, — сообщил обвинитель монотонным голосом.

— Не перебивайте адвоката! — обиделся мистер Броукли. — Уважаемые судьи! Да, Джонни не ангел! Он оступился? Да! Он в порыве отчаяния бросился на крайние меры? Да! Но можем ли мы осуждать его? Нет! Мы просто дадим ему еще один шанс продолжить свое наказание! Да хранит Господь Соединенные Штаты Земли!