Наталья Менщикова - Тайна Мебиуса

Я не могла удержаться, чтобы не перечитывать его историю вновь и вновь. Вот что он писал о своем обучении и воспитании в разные годы:

" Когда мне исполнилось семь лет, отец и мать колебались, куда следует меня отдать: в так называемое реальное училище (где не изучались древние языки), или в классическую гимназию с древними языками. Моя склонность к арифметическим упражнениям указывала на предпочтительность реального училища, где изучение математических наук было поставлено лучше, но реальное училище не давало "аттестата зрелости" и права поступления в университет без экзаменов. Я был отдан в Поливановскую гимназию, где плата за обучение была в два-три раза выше, чем в казенных гимназиях.

Учеников Поливановской гимназии можно распределить на три сравнительно обособленных группы. К первой относились сыновья либеральной московской интеллигенции, профессоров Университета, видных врачей, адвокатов и проч., ко второй - сыновья провинциальных помещиков, буржуазии и крупных чиновников, в основном, учившиеся раньше в провинциальных гимназиях, но почему-либо удаленные оттуда. Это были, главным образом, пансионеры. Наконец, третью группу составляли бесплатные ученики, своего рода пролетарии, дети преподавателей и служащих гимназии, родственники преподавателей-пайщиков и другие, по знакомству освобожденные от платы за учение. Мы с братьями примыкали к третьей, так сказать, пролетарской, группе.

К чести администрации гимназии надо отнести, что преподаватели и воспитатели не делали разницы между платными и бесплатными учениками, и мы ее не чувствовали, кроме двух случаев. Брат Лука, несмотря на приличные успехи, был отчислен из шестого класса за частые пропуски уроков (впрочем, может быть до администрации гимназии дошли какие-либо слухи о его революционном направлении), а брат Матвей был исключен из приготовительного класса за неприличные карикатуры на учителей. С платными учениками обошлись бы, конечно, легче.

Пролетарский элемент в гимназии в лице бесплатных учеников был затронут прогрессивными веяниями, к нам попадали нелегальная литература и прокламации. Во время студенческих волнений я как-то принес в гимназию старый револьвер отца и по наивности оставил его в кармане пальто. Гимназические швейцары обнаружили револьвер, передали его директору, которым тогда был уже Поливанов-сын, и тот вызвал отца, но администрация сделала вид, что удовлетворилась моим объяснением, будто я нес револьвер в починку, и дело обошлось.

Настроение учеников Поливановской гимназии моего времени характеризуется эпизодом с т.н. "шпионом"

- учеником нашего класса Тиховым, племянником нашего главного надзирателя.

Когда я учился в седьмом классе, в расписании у нас был свободный час, или как он назывался, "пустой час". За ним следовал последний, шестой урок латинского языка. Пользуясь отсутствием форменных пальто, группа учеников начала еженедельно уходить на пустой час из здания гимназии в ближайшую пивную, где мы выпивали по стакану-два пива и возвращались в гимназию на последний урок, проходивший оживленнее других. Тихов в этих вылазках не участвовал и однажды, встретив нашу компанию, заявил: "А я об этом скажу администрации".

Мы были возмущены угрозой предательства, тем более что некоторые (в том числе и я) опасались разоблачения не столько пивных походов, сколько случаев приноса в гимназию подпольной литературы и прокламаций. Обсудив этот случай, мы объявили Тихову общий бойкот и строго выдерживали его в течение полутора лет, до окончания курса гимназии.

Никто с ним не общался, не разговаривал; ему не помогали и его помощи не принимали. В выпускной группе мы не поместили его фото, оставив пустое место.

Второе пустое место на этом фото мы оставили сыну полицейского пристава, не желая помещать снимки рядом с ним, хотя бойкоту он и не подвергался".

Недоразумения возрастали.

"Всевидящее око"

- Я совершенно перестала понимать твои иносказания насчет "Поливановской гимназии", "студенческих волнений" и прочих примет того времени. Что ты имеешь в виду? - спросила я Августа, но ответа не последовало.

- Надеюсь, ты не ворон, не крокодил и не эвкалипт, чтобы столь достоверно писать о начале нашего века, да еще утверждать, что все описанные события происходили именно с тобой... - все надеялась я получить вразумительный ответ от Августа, но вместо этого он прислал мне зарисовки из "своей" жизни на Бутырках, упорно утверждая, что все описанные события происходили с ним в самом деле, чем абсолютно ввел меня в замешательство. Я уже стала думать, что кто-нибудь из нас заболел окончательно.