Тим Скоренко - Рассказы

Собак

Трогать

Нельзя.

Его зовут Шут. Он вовсе не смешной, нет, не подумайте. Он страшный. Он ростом с телёнка, у него огромные клыки и скомканная чёрная шесть. На его боку — старый шрам, я не знаю, откуда он появился. Это произошло ещё до появления Шута на корабле. Шут ходит медленно, опустив к полу тяжёлую голову. Иногда он поднимает печальные глаза и смотрит в лица людей. Иногда он ложится, кладёт морду на лапы и закрывает глаза. Он лучше нас всех, мне кажется, потому что он никогда не злится по пустякам, никогда ни с кем не спорит. Он никогда не сделает подлость, не продаст.

— Прогресс — странная штука, — говорит Кайзер. — Мы триста лет летаем в космосе, каждый год открывает новую планету, каждые десять лет мы эту новую планету осваиваем, каждые пятьдесят лет изобретаем новый тип двигателя, который может развивать ещё большую тягу, который может комкать пространство ещё эффективнее. А на экране у нас — по-прежнему старое доброе двухмерное кино.

Потому что трёхмерное просто неудобное, вот и всё.

— Нет! — возражает Кайзер. — Потому что прогресс управляется. Потому что человечеству важнее добраться до какой-нибудь очередной альфы неизвестного созвездия, чем смотреть на новые приключения Маугли в космосе.

Нет такого фильма.

— Будет. Если сняли фильм «Давид Копперфильд со станции Андромеда», значит, снимут и про Маугли. Названия современных фильмов начали напоминать наивные, но живописные названия ужастиков 60-х годов двадцатого века.

Заря кинематографа.

— Вот-вот. «Техасская резня бензопилой» чего стоит! Или «Зомби-мутанты с Венеры».

Я такое не смотрю.

— А посмотри. Это интересно. Это история кино. Глупая, смешная история.

Шут медленно поднимается и покидает пультовую.

— Этот кино не любит, — усмехается Кайзер.

Подхожу к пульту. Кайзер дотягивается до управления системой наблюдения и переключает её в режим видео. Телевизор для просмотра кино находится, конечно, в кают-компании, но ловкие руки Кайзера взломали систему наблюдения, и теперь, помимо звёздных карт и зелёных локационных плоскостей, на огромном экране в рубке управления можно посмотреть какие-нибудь «Приключения капитана Скайлифтера».

Нам до швартовки полтора часа.

— Успеем. Что-нибудь короткое и динамичное из коллекции нашего балагана.

Стрелялку.

— Естественно.

На экране появляется эмблема Columbia Pictures, компании, которая исчезла двести лет назад.

Сколько этому лет?

— Двести пятьдесят.

Я почти угадал.

Кайзер смеётся.

На экране огромный мексиканец из фантастической пушки размазывает по стенам питейного заведения небритых отморозков.

Это «Отчаянный». Я смотрел этот фильм две тысячи раз, потому что Кайзер всегда ставит его фоном, когда нужно делать что-либо нудное, но требующее внимания. Например, расчёты для швартовки.

Примерно через полчаса появляется Шут. Он уныло смотрит на меня и облизывается. Я отрываюсь от бегущих по монитору чисел и от рёва шотганов, иду на камбуз.

— Обожрётся, — ласково говорит Кайзер.

Тебе жалко?

Кайзер усмехается.

Собачьих консервов у нас — завались. Разных: мясных, рыбных, овощных. Больше, чем человеческой еды. Впрочем, Шуту часто перепадает что-нибудь и с нашего стола.

— Держи, — наваливаю ему в миску какой-то куриной смеси.

Шут медленно чавкает, поглядывая на меня исподлобья, чтобы я не отнял у него еду.

Возвращаюсь в рубку.

Колония Санграаль — самая крупная из инопланетных колоний. Тут живёт и работает одиннадцать тысяч человек. По сути, это небольшой город. Есть люди, которые живут тут десятки лет и не жалуются ни на что. У них есть интернет, к ним поступает самая свежая информация, музыка, кино. Они могут заказать всё, что душа пожелает. Они собирают марки (которые не печатаются уже сто с лишним лет), монеты (существующие нынче только в юбилейных сериях) и постеры с Суперменом и Бетменом, которые никогда не устареют. Их дети играют с отличными игрушками. Их жёны готовят из отличных продуктов.

Да, здесь всё дорого — из-за доставки. Но эти люди получают в десятки раз больше, чем могли бы получать на Земле. Потому что они добывают калифорний. Резерфордий — в стабильном состоянии. Уран — так, побоку, его там десятки тысяч тонн. И поставляют на Землю, которая жрёт энергию, как Крон — своих собственных отпрысков.

Чаще всего на подобных внеземных станциях работают по контракту. Четыре года. Пять. Семь. И человек обеспечен почти до конца жизни. Здесь работают отличные учёные. Отличные садовники. Отличные слесари. Отличные пилоты.