Мне тоже хорошо. Я не знаю, с кем ещё мне может быть так хорошо. Они все разные. Иногда мне и в самом деле нужна мать. Иногда мне нужна женщина. Бельва умеет быть и той, и другой.
Чаще всего мне нужна жертва. На эту роль годятся все остальные.
7.
Иду к Жирному. Он уже не спит. Сидит у стола и что-то пишет. В соседней комнате две бабы из быдла ждут его в постели, если он вдруг захочет. Заглядываю к ним. Одна улыбается. Вторая, кажется, спит.
Жирный оборачивается.
— Куда полез? — говорит он спокойно.
Не обращаю внимания на его слова.
— Босс, зачем ты поставил условие?
Он смотрит на меня исподлобья.
— Какая ставка?
Ответ за ответ.
— Что ж, не хочешь — не говори, — я собираюсь уходить.
Он молчит. Я выхожу.
Во мне внезапно вскипает ненависть. Из окна вижу, как Голова-с-Плеч рубит чурбаны. Иногда он тренируется на людях, но чурбанов гораздо больше.
Выпрыгиваю из окна. Плюхаюсь на крышу крыльца, с неё — прямо перед Головой. Он едва успевает отвести топор.
— Ты что? — вопит он.
Бью его под дых. Он сгибается. Вырываю топор. Одним ударом раскраиваю ему череп.
Во мне кипит сила. Если я сейчас её на что-либо не израсходую, то многим может прийтись плохо. Я кромсаю топором тело Головы. Неожиданно я понимаю, что mortirum — вещь полезная, но лишающая многих удовольствий. Убей я сейчас Голову окончательно, мне не придётся пользоваться его услугами как жертвы в будущем.
Он будет меня ненавидеть ещё сильнее. Мне будет ещё приятнее убивать его после.
Оборачиваюсь. На меня смотрит Бельва. Я весь покрыт кровью, у моих ног ошмётки человека. Я читаю во взгляде Бельвы презрение. Впрочем, я не первый раз вижу такой взгляд.
С силой метаю топор в стену. Он вонзается в трёх сантиметрах от головы Бельвы. Не глядя на неё, ухожу. Наверное, я волнуюсь.
8.
Шесть часов вечера. Главный зал полон. Посередине зала — стол. Судья — сам Жирный. Он одет во всё чёрное, белая рубашка с воротничком-стоечкой, галстук-бабочка. Он доволен.
Самое страшное, что ему не безразлично, кто победит. Он хочет, чтобы победил Вин. Этим он ублажил бы посланца и отомстил бы мне. С другой стороны, если победит Вин, я уйду к Синтику. Жирный об этом знает. И его гложет любопытство — что же Синтик предложил взамен?
Вин сидит в правом углу. Он спокоен. Над его головой — герб Синтика.
В зале человек пятьдесят челяди и не меньше сотни дворовых и быдла. Они кричат, радуются. Все одинаковые, все на одну харю. У них тупые глазёнки, красная кожа, сальные волосы. Они омерзительны. Но они болеют за меня.
Я вхожу через левую дверь. Правая сторона моего лица выкрашена в красный цвет. На мне чёрные кожаные штаны, пояс с большой серебряной пряжкой, белая рубашка навыпуск. Я бос. Здесь хороший пол.
Я вскидываю руки вверх. Толпа ликует. Она взрывается восторгом. Вин поднимается. Жирный смотрит на меня с непонятным выражением.
Замечаю Бельву. Она в первом ряду. Она холодна.
Шары на столе, но ещё не уложены в треугольник. Беру один, взвешиваю. Делаю вид, что бросаю в толпу. Люди заслоняются руками, кто-то взвизгивает. Я скалюсь. Снова поднимаю руки.
Жирный разворачивает свиток.
— Итак! Сегодня!..
Толпа затихает.
— Сегодня состоится матч-реванш между представителями нашей провинции и провинции Синтик!
Толпе плевать, что он говорит. Она ревёт.
— От провинции Синтик выступает господин Вин!
— Фу-у-у! — ревёт толпа.
— От провинции Санлон — господин Риггер!
Толпа в восторге. Я хожу вокруг стола и принимаю овации. Вин стоит, скрестив руки на груди.
— Со стороны Санлон на кону свобода господина Риггера!
— Да! — толпа довольна.
— Ставка со стороны провинции Синтик не разглашается!
Снова «Фу-у-у!»
Я доволен. Публика любит меня. Я не могу проиграть.
Жирный делает паузу, чтобы дать публике наораться. Вин спокоен. Я внимаю толпе.
Наконец, шум стихает. Жирный провозглашает:
— Счёт идёт до десяти побед. За каждую победу выигравший имеет право забрать из свиты проигравшего одного человека, — он повышает голос. — И сделать с ним всё, что захочет!!! — он орёт.
Публика беснуется. Жирный знает, как её завести.
— Расчёт происходит по окончанию игры! — кричит он.
У Вина очень дорогой кий, заказной. Я замечаю инкрустацию золотом и перламутром. И какие-то рельефные руны.
Я не могу позволить себе дорогой кий. По очень простой причине.
Я подхожу к первому ряду зрителей. Прямо передо мной уродливая рожа какого-то мужика из быдла, страшная, небритая. Мне она не нравится. Я с размаху, подобно копью, вонзаю кий ему в глаз. Мужик пытается увернуться, но ничего не выходит. Кровь брызгает на соседей. Девушка рядом орёт. Я вижу, что она орёт от восторга, а не от страха. Публика беснуется. Я обламываю окровавленный кий и вздымаю вверх обломок. Восторг.
Читать дальше