Сергей Михайлов - Шестое чувство

Я сейчас уже не помню, что именно толкнуло меня на эту авантюру и когда в моей голове засела эта безрассудная мысль, но в день проведения встречи с великим шахматистом моя фамилия красовалась в списке желающих принять участие в сеансе одновременной игры. Друзья и знакомые при встрече косились на меня, хлопали по плечу и качали головами: дерзай, мол, Коля, в душе мы с тобой. Следует сразу же оговориться: в последний раз я сидел за шахматной доской где-то классе в третьем, так что о способе передвижения некоторых фигур я имел довольно-таки смутное представление. Словом, в шахматы я играть не умел. Полагаю, что сей безрассудный шаг я предпринял исключительно в расчете на свое шестое чувство -- телепатию. Именно его я намеревался использовать в предстоящем поединке с признанным мастером шахматных баталий. Не имея практических навыков в этом виде спорта и абсолютно не зная теории, я надеялся строить свою защиту -- о нападении я и не помышлял, -опираясь на богатый опыт противника и попутно раскрывая все его замыслы.

И вот настал тот знаменательный день. Если еще вчера в мужских разговорах наряду с шахматной тематикой уверенно конкурировали такие извечные темы, как женщины, пьянки и анекдоты, то сегодня все это ушло на второй план -- остались только шахматы. Еще бы! Поди, не каждый день и не в каждый институт приезжает такой корифей от шахмат, как Иванов-Бельгийский!

К шести часам вечера конференц-зал был набит до отказа. Великий гроссмейстер, как и все уважающие себя знаменитости, позволил себе опоздать на сорок минут, но, несмотря на его опоздание, ни один из любителей шахмат не посмел возроптать против этой задержки. Когда на сцену слегка вихляющей походкой вышел чрезвычайно худой, высокий, чем-то недовольный субъект и скучающе-надменным взглядом окинул всех присутствующих, зал взорвался овациями. Субъект терпеливо принял причитающуюся ему долю народного восхищения, затем поднял руку и толкнул вялую, никому не нужную речь часика этак на полтора. Где-то около восьми прямо на сцене установили шесть столов, один из которых предстояло занять мне. Несмотря на уже довольно-таки поздний час ни один человек не покинул помещения -- ведь именно сейчас начиналось самое интересное. Весь зал затаил дыхание в предвкушении грандиозного зрелища. И пока избранные, в число которых затесался и я, занимали места на сцене, шахматный гений подкреплялся за кулисами черным кофе и бутербродами с красной икрой, причем сия скромная трапеза оплачивалась за счет профсоюзных средств, а значит -- за наш счет. Но такова традиция -- гостя надо угощать. Слегка "заморив червячка" и сразу повеселев, Иванов-Бельгийский выскочил на сцену и деловито потер руки.

-- Тэк-с, начнем, -- произнес он, когда все шесть соперников были усажены за столы спинами к залу.

Справа от меня сидел Апоносов, большой, грузный человек с усами рукомойником и бровями, напоминающими крылья орла, -- тот самый Апоносов, который ходил в начальниках у футбольного феномена Завмагова; слева нетерпеливо ерзал шустрый очкарик с ежиком на голове по фамилии Пепсиколов, из патентно-лицензионного отдела. Остальных трех смельчаков я разглядеть не успел.

Сеанс начался. Великий Иванов-Бельгийский легко порхал по сцене (потом, из компетентных источников, я выяснил, что в кофе, им питый, был подмешан коньяк) и, снисходительно ухмыляясь, ловко передвигал фигуры. Игра шла быстро. Его пятеро партнеров пыхтели, краснели, бледнели, скрипели стульями и зубами, морщили высокоинтеллектуальные лбы, делали ходы, тут же забирали их обратно, снова ходили, теряли слона или, скажем, ферзя, сокрушенно качали головами и обреченно разводили руками. Шестой же, то есть я, лихорадочно копался в шахматных мозгах великого гроссмейстера. К величайшему моему удивлению львиную долю его сознания занимали не шахматы, а красная икра, бразильский кофе и предстоящая поездка в Рио-де-Жанейро. О шахматах он вообще мало думал и, как я понял, играл большей частью руками, а не головой. В его памяти был зафиксирован целый ряд комбинаций, порой довольно сложных, которые он автоматически извлекал и использовал по мере надобности, но все эти защиты, гамбиты и тому подобные "иты" были привнесены извне, позаимствованы у других, может быть, менее удачливых, но зато более богатых оригинальными идеями и собственными разработками, шахматистов. Словом, гроссмейстер Иванов-Бельгийский был просто ловким (в хорошем смысле этого слова) малым, виртуозно владеющим техникой игры, но совершенно далеким от шахмат как вида искусства.