— Имею уже опыт, — откликнулся Тригорьев. — Ты его сыпь горстью, ничего, заварится.
Они прошли на кухню — тесноватую, но вдвоем, да и втроем даже можно было уместиться за раскладным столиком под клеенкой; тут же заголубел газ, приглушенно, как бы только для своих, доверительно зашумел чайник. Вера же Ивановна тем временем поставила на стол две разных чашки с блюдцами, хлеб, масло и банку болгарского сливового джема. Сахар тоже поставила, но знала, что к нему участковый не прикоснется, как к продукту нормируемому, на который сейчас оказалось уже три человека на два талона; в этом месяце давали, правда, на талон по три кило, так что запас образовался, варенья не варили — к ягодам на рынке в этом году и не подступиться было, дешевле оказалось брать в овощном повидло или джем. Положила хозяйка также ложечки и нож, чтобы хлеб резать, и другой — чем мазать. Нет, не то, чтобы в доме ничего больше и не было, запасли кое-что, но для того только, чтобы по-людски отметить Андрюшкино возвращение, а не для угощения пусть даже и милиционера; знай Вера Ивановна за собой хоть какую-то вину, тогда, конечно, и достала бы что-нибудь из загашника, банку сайры хотя бы. Но вины она никакой не чувствовала, жила по закону, и даже у Андрея все теперь осталось в далеком прошлом.
Чайник поспел, и она заварила чай, сказав радушно: «Угощайся, Павел Никодимыч, чем богаты, тем и рады» — и уселась сама. Отпили по глоточку, намазали и съели по куску батона с джемом (Григорьев, намазывая, сказал: «Вот, глядишь, скоро и болгары давать перестанут, а венгры уж точно, что на хлеб мазать будем?», на что хозяйка ответила со вздохом: «Уж и не знаю, в Америке, что ли, джем покупать станем»), еще запили, и только тогда Тригорьев заговорил по делу, хотя внутренне так и сотрясался, словно перегретый котел.
— Вернулся, значит, Андрей Спартакович, — задумчиво произнес он, по милицейской своей привычке глядя Револьвере Ивановне прямо в глаза. — Вот радость-то в дом.
— Уж такая радость, такая радость, — подтвердила хозяйка, и даже вытерла глаза уголком посудного полотенца.
— И понятно, — согласился Тригорьев. — Долгонько его не было. Вербовался куда, что ли?
— Ты только не подумай, Никодимыч, — сказала старуха. — За ним все эти годы ничего плохого не было. А что когда-то случалось — так это все дружки его сбивали, а он — душа простая, доверчивая… Тогда у нас еще старый участковый был, Сидоряка…
— Майор Сидоряка, так точно, — подтвердил Тригорьев. — Сейчас на пенсии уже Николай Гаврилович, на заслуженном отдыхе. А насчет плохого — так или не так, да ведь срок давности вышел. Куда же вербовался он — далеко ли?
— Да как сказать… — несколько замялась Вера Ивановна.
Замялась она потому, что врать не любила, да и не очень-то умела; и все же правду сказать ей что-то мешало. Вроде бы и не было в Андреевом возвращении никакого нарушения закона, ничего ни стыдного, ни подлого, но вдруг старуха поняла, что правда ее — такая, что скорее самому окаянному вранью поверят, чем тому, что на самом деле произошло. — Далеко, Павел Никодимыч, — лишь подтвердила она. — Дальше некуда.
— На Дальнем Востоке был? Или, может, в Заполярье? Вид у него, прямо сказать, не больно здоровый.
— Хворает, оттого и вернулся. Уж я просила, просила. А то и еще бы там остался. — На всякий случай она перекрестила себе живот — чтобы пониже стола, незаметно. Хотя это сейчас в вину уже не вменялось, но все же непривычно было.
— Денег, наверное, привез. Будет вам теперь облегчение.
— Деньги-то у него были, — не очень уверенно согласилась Амелехина, — но не так, чтобы много. Болеть — дело дорогое. Конечно, вроде бы и бесплатно, только… Да и жизнь там дорога. И у нас тут не дешево, а уж там…
— Оттого и супругу к себе не выписывал?
— Оттого, а как же, от того самого. Да и потом, — вдруг осенило ее, — сейчас вернулся он, и его к жене сразу пропишут, а уедь она туда к нему — кто бы их сейчас заново в Москве прописал?
— Не прописали бы, — сурово подтвердил участковый. — А без прописки, сами понимаете, проживать не только в столице, а и где угодно запрещено. Такой существует порядок. Разве что в лимит попали бы, но сейчас вон новый Моссовет грозится и вовсе лимиту упразднить. Хотя, конечно, грозить проще всего, а вот сделать… — Он пошевелил пальцами, и Амелехина согласно кивнула.
— Ну что же, — сказал после небольшой паузы Тригорьев, как бы собираясь закончить разговор, хотя на самом деле до конца еще очень далеко было. — Приехал, значит. На каком вокзале встречала-то?
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу