Владимир Михайлов - Вариант И

Они слушали внимательно.

— Так было угодно Аллаху, — проговорили Уста.

— В то же время, — продолжал я, — наличие безусловного и несомненного лидера в Мире ислама изменило бы ситуацию самым кардинальным образом.

Я чувствовал, что их мозги сейчас работают на всю мощь, пытаясь сообразить — куда я клоню.

— Было бы заблуждением полагать, что мы не понимаем этого, — после паузы сказали Уста.

— И если ващей целью было лишь открыть нам эту истину…

— Никоим образом. Я прекрасно знаю, что все это вам известно лучше, чем мне. Однако позвольте мне задать вопрос. Зная это — предпринимали ли мусульмане поиски выхода?

— Если обратиться к истории — то неоднократно возникали попытки объединить если не весь исламский, то тотя бы арабский мир. Вспомните хотя бы создание Объединенной Арабской Республики, включавшей в себя Египет и Сирию. К сожалению, разобщающие силы вскоре оказались сильнее объединяющих.

— И совершенно естественно, — подхватил я, — потому что Египет не обладал и сейчас не обладает таким не поддающимся сомнению перевесом над прочими, какой сделал бы центростремительные силы превалирующими.

Вот если бы в роли объединяющего центра… Прошу понять меня правильно: я вовсе не имею в виду формальное объединение двух или нескольких государств даже на конфедеративном принципе, не говоря уже о федеративном. Нет, каждая страна дорожит своим суверенитетом…

— Арабы — нация гордая и свободолюбивая, — сказало Ухо.

— Несомненно, — согласился я. — Но я веду речь о существовании среди независимых государств неоспоримого лидера — политического, военного, экономического, культурного, наконец. Лидера, по праву заслуживающего титул великой мировой державы, даже сверхдержавы! Наличие подобного ли-дера сразу изменило бы статус и всего исламского мира, не так ли?

Ухо вздохнуло.

— Одно время мы питали такие надежды — когда в Соединенных Штатах возникло сильное движение за создание на части территории этой страны исламского государства темнокожих американцев.

— Мы были очень разочарованы, когда это ожидание не оправдалось, — добавили Уста. — Движение конечно, не умерло, однако ожидать от него положи тельных результатов в обозримом будущем, увы не приходится.

Я позволил себе улыбнуться.

— Но, эмир, я и не имел в виду Америку. Хотя бы потому, что традиции ее отношений с исламским миром носят скорее негативный характер.

— По какому же пути идет караван ваших мыслей, посол?

Фигурально выражаясь, я давно уже держал в руке гранату с выдернутой чекой — и только предохранительная скоба, которую я прижимал ладонью, предотвращала взрыв. Но сейчас настал миг — и я швырнул воображаемую гранату на стол перед ними.

— Я имею в виду Россию, эмиры, — сказал я спокойно.

И граната взорвалась. На несколько секунд та они утратили дар речи.

Потом переглянулись. И покачали головами.

— Согласитесь, — не теряя времени, я кинулся в атаку, — что страна, правительство которой я здсь представляю, обладает многими, если не всеми качествами, о которых я говорил. Это большая страна, очень большая. Все еще не только сохраняющая военное могущество, но продолжающая и развивать ео, А при наличии определенных предпосылок развитие это может двинуться вперед неслыханными темпами. Страна не только вывозящая сырье, но и промышленная. Разумеется, уровень этой промышленности сегодня уступает японской, американской, западноев-ропейской. Но при наличии средств мы способны решать грандиозные задачи в исторически краткое сроки путем такого напряжения сил, на какое другие вдряд ди способны. История моей страны показала это.

Воденная и экономическая мощь неизбежно породят на свет и могущество политическое — особенно при поддержке исламского мира. Представьте себе такого лидера во главе исламских государств! Это, кстати, сразу же сплотило бы все страны ислама: для сплочения, как вы понимаете, необходим мощный центр притяжения. Россия станет им. У нас есть все для этого, кроме одного — денег. Но они есть у вас. И кроме другого: господства ислама. Но это — преодолимый недостаток.

Я невольно сделал паузу, чтобы перевести дыхание. Уста немедленно воспользовались ею.

— Но, — медленно начал он, — Россия не исламская страна. Большинство исповедующих истинную веру народов еще в конце прошлого века отделились от нее. А те, что остались, вряд ли могут сыграть серьезную роль.

— Во-первых, в России исповедует ислам порядка сорока миллионов человек, — возразил я. — Не так уж и мало. Во-вторых, да, Россия сегодня в целом не исламская страна, верно. Но я не назову ее и страной христианской, как, скажем. Соединенные Штаты. По ряду причин, о которых сейчас говорить вряд ли стоит, Россия во многом так и осталась страной языческой. Христианство, особенно православное, ныне лишено былой динамики, слишком инертно, чтобы всерьез выполнять свою миссию. Оно более чем когда-либо стало религией формальной, лишенной тех корней, что проникают в сердце каждого верующего человека и питают Церковь живыми соками. Встав на путь восстановления и приумножения своей материальной базы еще в восьмидесятые — девяностые годы прошлого века, православная церковь так и не нашла в себе сил, чтобы перенести главные усилия на нелегкий труд взращения дерева веры, которое со временем становится могучим и способно напитать своими плодами и укрыть своей тенью всех людей. Для этого требовалось подвижничество. Однако оно не привилось на почве восстановленной церкви, так и не сумевшей подняться над кругом мирских забот, кроме как на словах. Вот почему она сегодня слаба. Ислам же, в свое время взращенный подвигами многих и многих напротив, пустил глубокие корни — столь глубокие что сейчас уже никому не под силу было бы их вырвать; и корни эти дают все новые и новые побеги. Он динамичен. И если приложить некоторые усиля, то они окупятся в России очень и очень скоро.