Святослав Минков - Алхимия любви

- Благодарю, благодарю, - бессвязно бормотал гость и чувствовал, что кресло его начинает проваливаться и погружаться во что-то мягкое.

К счастью, как раз в это время появилась Беба, внесшая в атмосферу желанное прояснение.

И поскольку человек устроен так, что свыкается с самыми страшными ужасами и те перестают производить на него впечатление, наш герой мало-помалу свыкся также с женщиной-акулой, пришел в себя, съел поднесенное ему Бебой черешневое варенье и даже развеселился.

И долго-долго счастливая четверка сидела за круглым столом в гостиной и строила планы будущего, потом Буби посмотрел на часы, извинился, что отнял время у хозяев, простился по очереди со всеми, поцеловав руку тестя и тещи, а теща в благодарность за галантный жест своего зятя обратилась к Бебе и сказала, подмигнув ей доверительно:

- Софочка, проводи господина Омайникова.

* * *

Мы не станем подробно описывать всех дальнейших милых картинок и сцен из жизни знакомого нам семейства, куда наш герой стал заходить каждый день и оставался ужинать, не будем рассказывать, с каким трогательным вниманием относились к нему родители Бебы, как старались они положить ему самый большой и лакомый кусок скумбрии и щедро выжать на него чуть ли не пол-лимона, - наконец, мы не станем говорить об интригах и разговорах, которые возникли вскоре среди любопытных обитателей кооперативного дома вокруг личности все еще тайного жениха. Мы не будем также распространяться и о том, как в один из воскресных вечеров отец и мать Буби отправились на такси с первым визитом к семейству Потайниковых, как после этого старый учитель с напряженным интересом слушал рассказы о славных военных подвигах полковника запаса, а жена учителя объясняла своей сватье самые верные способы сохранения от плесени маринованных баклажан. Мы умолчим точно так же о том, как эти две сроднившиеся семьи остались до крайности приятно удивлены и восхищены друг другом, как, выражаясь фигурально, Беба порхала и кружилась, как бабочка, вокруг своей сладкоречивой свекрови, и так далее, и так далее. Все эти вещи сами собой разумеются, а для их подробного описания необходимо было бы отвести столько страниц, на скольких другие авторы подготавливают и совершают по меньшей мере три убийства или самоубийства некоторых лишних своих героев.

Вот почему мы совершим акробатический прыжок и остановим свое внимание на самом значительном событии в жизни человека, каким бесспорно является свадьба. Но прежде чем подойти к самой свадьбе и закусить поросенком, посмотрим, что происходило за несколько недель до этого.

Прежде всего предсвадебная суматоха началась с заказа стеганых одеял, цвет которых дал повод к оживленным спорам между матерью и дочерью - спорам, которые грозили привести к скандалу, если бы продавец не взял на себя роль посредника и не заявил открыто, что фиолетовый цвет менее устойчив, чем апельсинный. Таким образом, упорство Бебы было сломлено, и одеяла были заказаны апельсинного цвета - притом не из чешского, а из болгарского сатина, потому что, по словам матери, назначение того и другого одинаково, а кроме того, покупая болгарский, выполняешь патриотический долг, поддерживая отечественное производство. После того как вопрос с одеялами хотя и не совсем миролюбиво, но был улажен, предстояло решить сложную задачу о подарках снохи родственникам Буби. Но тут уж Беба настояла на своем, несмотря на ловкие маневры своего отца, назвавшего ее легкомысленной ветреницей, и в каком-то маленьком ателье на окраине города с молниеносной быстротой начали шить шелковые пижамы, шелковые ночные сорочки, шелковые комбинации, и как минорное завершение этого шелкового свадебного каприччио - была заказана поплиновая мужская рубашка с двумя воротничками и парой запасных манжет. Когда подарки были готовы и родственники Бебы отправились их посмотреть и пощупать своими руками да поахать от восторга, а за спиной сказать, что они не представляют ничего, особенного, пришел, наконец, тот неизбежный и трагический день, когда полковник запаса вынужден был услышать горькую истину, что всякий отец должен купить к свадьбе своей дочери спальню со всякими там гардеробами, ночными тумбочками, трельяжами и тому подобным.

Сначала отец делал отчаянные усилия преодолеть этот отживший предрассудок и впадал в страшное уныние. Он становился вдруг язвительным, ожесточенно ругал грубый материализм, вздыхал и сожалел, что не стало больше идеальной любви и что ныне люди женятся только из корыстных интересов. Но так как Беба настаивала на своем и так обливалась слезами, что, казалось, они били ключом из каждой поры ее тела, полковник запаса также изменил тактику, съежился до неузнаваемости, словно кто-то положил его под микроскоп, и приглушенным голосом просил дочь смилостивиться над ним и не разорять его, потому что он, бедный, может очутиться на улице с протянутой рукой, как нищий, моля о корке хлеба. При этом хитрец внезапно задыхался и всхлипывал: "Ах, ах! Сердце!" - и хватался за грудь, но Беба опережала его и очень естественно падала в обморок, сохраняя все-таки столько сознания, чтобы крикнуть: