Александр Казанцев: Купол надежды

— Вы хотите сказать, профессор, — обрадовалась Аэлита, — что через сто лет так же будет и с синтетической пищей?

— О что вы, мэм! Всегда вредно спешить с выводами. Лично я предпочитаю рубашки из хлопчатобумажной ткани, но…

— Но все еще впереди! — вмешался Стилл. — Говорят, есть такая песенка.

— Не знаю, споет ли ее наш председатель, — буркнул О'Скара, видя, что Броккенбергер раздраженно торопит хозяйку завода перейти в другие цехи и поскорее закончить обход.

Американские ученые заинтересовались цехом, где стоял шум, характерный для текстильных фабрик, и отстали от основной группы.

С удивлением смотрели они на работающие ткацкие станки.

— Вот уж чего не ожидал увидеть! — признался Стилл. — Или здесь ткут съедобные белковые рубашки?

— Нет, сэр. Я здесь делаю мясо, — ответил по-английски переходивший от станка к станку грузный рабочий в синем комбинезоне с множеством карманчиков.

— Мясо? — удивился профессор О'Скара.

— Именно мясо, сэр. Я всегда делал мясо.

— Что вы, парень! — рассмеялся Стилл. — Искусственная пища пока еще несовершеннолетняя. А вы «всегда»!..

— А я и не занимался ею, джентльмены… Я бил скот… — добродушно пояснил рабочий.

— Можно поболтать с вами минуту?

— Станки работают сами. Русские ткачихи обслуживают много больше станков, чем я.

— Ткачихи и вы! Что же заставило вас забросить настоящий мужской труд и заняться таким дамским делом?

— Занимался я многими делами. На ринге выступал. Рука тяжелая, но медлителен, проворства нет. На Чикагскую бойню не хотел идти. Животных жалко. Я всех бездомных собак подбирал. Но нужда заставила. Бизнес есть бизнес.

— Ох уж этот бизнес! — вздохнул Стилл. — Ради него станешь хоть отцом ядерных боеголовок, хоть чикагским тореадором.

— О нет, сэр! Тореадор — это совсем другое. Я бил молотом в темя. Валил с одного удара. Чикагские бойни, сэр! На одной только фирме «Армор» 220 быков в час. И еще 200 телят, 1200 свиней. А есть еще компании «Свифт», «Вильсон», «Кадэхи». Реки черной крови. Ее приходили пить любители. Можете представить?

— Фи! — поморщился профессор.

— И не только пить. Приходили нарядные леди с сынишками. Приучали к виду крови, к убийству. К «правде жизни», как это у них называется. А я долго не мог привыкнуть к висящим на крюках, разделанным уже тушам, у которых судорожно подергивались мышцы. А эти ребятишки с мамашами смотрели хоть бы что!

— Заботливые мамаши! — отозвался Стилл. — В воспитании, агрессивных сыночков им, кроме Чикагских боен, помогают еще телевидение и кино. Сотни трупов за сеанс. Вам и за неделю не повалить столько скота.

— Я бил молодецки, джентльмены, молотом. Глушил с одного удара в темя. Говорят, рука у меня тяжелая. Меня зовут Билл.

— А нас профессор О'Скара и доктор Стилл.

— Вот только вышвырнули меня с боен, как прежде отца, у которого рука ослабла. На мое место машину поставили. Теперь она бьет быков в темя. Только думаю, что частенько промахивается. Тут глаз человечий нужен и жалость к животным, чтоб не мучились.

— Зато здесь никто не мучается. Верно, Билл?

— Что верно, то верно.

— Так неужели вы на станках мясо ткете?

— А то как же? Вы когда-нибудь резали мясо вдоль волокна? Непременно поперек. В мясе, чтобы его по-настоящему почувствовать, первым делом волокно нужно. Вот и ткем его из белковой нити. А вкус и запах ему потом подберут: хочешь, под баранину, хочешь, под свинину причешут. Но живые мышцы на мертвых тушах здесь не дергаются.

— Спасибо, Билл. Нам было интересно побеседовать с вами.

— О'кэй, сэр! А вы приехали научиться здесь нашему делу или как?

Ученые переглянулись и ничего не ответили.

— Никогда не думал, что в разделанной туше могут сокращаться мышцы, — сказал доктор Стилл, когда они с профессором О'Скара догоняли членов комиссии уже в другом цехе.

— Да, этот Билл — чистая душа. Он, сам того не замечая, заставляет задуматься, — отозвался профессор О'Скара. — В чем же больший грех перед господом богом? В том, что хладнокровные матери-ханжи показывают детям, как убивают скот, или в том, что люди вообще создали скотобойни?

Доктор Стилл промолчал. Ему неясно было: почему до сих пор у них, представителей человеческой элиты, не возникало таких мыслей? Или они становятся другими? Может быть, и на собственную деятельность надо посмотреть с иной стороны?

— Прошу простить меня, уважаемые члены комиссии, — сказал академик Анисимов, покидая Хрустальный зал Директората после проведенной здесь представителями ООН дегустации искусственной пищи. — Я не хотел бы влиять на принимаемое вами решение. Не рассматривайте мой уход как плохое наше гостеприимство.