Михаил Емцев - Душа мира

- Здоровые ребята, а, сеньор?

Риоли не ответил. Он искал нужное слово. Оно нашлось само, точно выскользнуло откуда-то и легло в нужную ячейку.

- Солидарность, - неожиданно сказал Риоли.

- Это уж точно, сеньор. Скоро эта штука перестанет существовать. Люди смогут, наконец, спокойно жить.

- Я не о том... Я о солидарности.

- Да ведь и я о солидарности, сеньор!

Риоли подумал, что никакой "эффект дубль-ве" или любой другой не смог бы разобщить этих людей. И, наоборот, вряд ли бы он смог их спаять сильнее. "Эволюция и революция - это единый процесс", - подумал Риоли и вздрогнул. Ему показалось, что эти слова кто-то внутри него произнес голосом Карабичева.

Машина выскочила на прямую, как стальная линейка, автостраду. Запахло магнолией, лимоном, миртом. Как всегда, неожиданно открылось море. Оно млело в серебряной неге жидкого солнца, дрожащего на голубой зыби.

Белая линия прибоя окаймляла пляж. Купающихся было немного. Черная и серая галька казалась прохладной и влажной.

"...За то, что все сольются реки когда-нибудь в морскую гладь..." - вспомнил Риоли строки поэта.

Уже не раз, возвращаясь домой и проходя мимо комнаты Арефьева, Ружена замечала под дверью бледную полоску света. Однажды, она остановилась и прислушалась. Ей показалось, что в комнате Арефьева раздается негромкое жужжание.

Ружена спустилась вниз, взяла ключи и, возвратившись, открыла дверь в кабинет Сергея. "Я была права, там кто-то есть", - подумала она, входя в комнату. На пыльный, давно не метенный пол падал рассеянный розовый свет, но в лаборатории никого не было. Светился усилитель биотоков мозга, задвинутьнй Сергеем в дальний угол комнаты. Остальные приборы мертвой грудой лежали на темных столах. "Странно, - подумала Ружена, - его же никто не включал?"

Девушка выдвинула аппарат на середину комнаты и повернула регулятор настройки. Большой и малый излучатели засветились еще ярче. Жужжание перешло в радостное гудение. "А ведь прибор работает без питания", - подумала Ружена, увидев небрежно брошенные на пол провода. От этой мысли ей стало жутко. Она еще немножко покрутила рукоятку, торчавшую на блестящем пульте. Расплывчатый поток света превратился в густой лимонный луч. Гудение оборвалось. В комнате зазвучала нежнейшая музыка, печальная и далекая. Будто кто-то очень одинокий пел о неизвестном мире. Удивленная девушка привстала на цыпочки и заглянула в излучатель. Неожиданное чувство глубокого удовлетворения и счастья охватило ее. Тело стало необыкновенно легким, почти невесомым.

Девушка опустилась на стул, подставив лицо и грудь желтым лучам, льющимся из рефлектора.

- Как хорошо! - пробормотала она.

Постепенно комната, приборы и усилитель, волчком вертевшиеся перед ее глазами, исчезли из поля зрения, из памяти и сознания. Исчезла и она, Ружена Миракова, аспирантка Института телепатии, двадцати трех лет от роду.

Осталось только удивительное непонятное чувство призрачной легкости.

Ей казалось, что миллиарды невидимых ниточек, прикрепленных к телу, тянут в разные стороны и она становится все больше и больше. Было ясно, что сейчас произойдет что-то совершенно удивительное.

Прекрасный, чистый восторг наполнил душу Ружены Мираковой. Она увидела, - но это не то слово, которым можно передать ощущения Ружены, - она познала за сотые доли секунды жизнь своей планеты. Познала одновременно все многообразие чувств и мыслей человечества, весь его сложный и противоречивый дух. Себе она казалась невероятно большой, раздутой до чудовищных размеров. И в то же время она понимала, что где-то, в самой глубине, она остается прежней маленькой Руженой, но в ней кричали миллионы новорожденных детей и хрипели сотни тысяч умирающих, толпы людей смеялись и плакали, работали, отдыхали, думали, играли... Все они определялись одним словом - люди, и все они жили в ней.

Ощущать их в себе, в своей душе было большим неповторимым наслаждением, и оно убивало Ружену. Боль короткими молниями пронизала ее тело, обнимавшее Землю...

Длинный Щапов сердился и недоумевал. Он хмыкал, тряс головой и пожимал плечами.

- В чем дело, пресветлый? - спросила его маленькая пухлая соседка по комнате. Она на секунду оторвалась от микроскопа и, подняв очки, смотрела на Щапова усталыми бледно-голубыми глазами.

- Понимаешь, Тата, мне кажется, что я сошел с ума.

- По-моему, это произошло гораздо раньше, чем тебе стало казаться.

- Погоди, не остри, - он повертел в руках только что проявленную пленку и в сотый раз посмотрел сквозь нее на свет. - Знаешь, вчера, отправляясь на съемку, встретил в коридоре Миракову, эту аспирантку Ермолова. У меня был с собой аппаратик, и я предложил ей сфотографироваться. Больно подходящее освещение, косые лучи, пятна света на полу. Она девушка покладистая, согласилась. Уж я ее щелкал на все лады. И в фас, и в профиль, и на фоне окна, и в тени, и на солнце. Целую пленку извел. А сегодня проявил - и... вот.