Кир Булычев - В когтях страсти

Раиса беспокоилась, дома мать начала расспросы, Раиса отбрехивалась, потом сказала:

— Да, беременная я, а от кого, не важно, может, от того турецкого шофера, помнишь, нас подвозил из Трабзонда?

Мать помнила и старалась не верить такому позору.

— Я тебя в детстве по ошибке не убил, — сказал отец, — но если родишь, то убью наверняка.

Так что когда доктор Перруджини, который уже немного освоил русский язык, предложил с пятого месяца переехать в стационар, Раиса согласилась. Не нужны ей косые взгляды и семейные свары. Лучше потерпеть, пока не родится… неведомый зверушка.

Она гуляла по распустившемуся, богатому саду за роддомом, за высоким забором. Но спокойствия не было. Мучила интоксикация организма, жить не хотелось.

В стационаре на сохранении она была не одна. Сначала там были еще три женщины, молодые, куда ее моложе, молчаливые, из местных, но незнакомые. Потом появилась Верка Синицина, с Аксаковского переулка, они давно были знакомы. И про нее Раиса знала, что никакого мужика у Верки нет и не было по причине непривлекательности и бедности. И тут — беременная!

— Ты чего мне раньше не сказала? — накинулась на Верку Раиса.

— Я про тебя тоже не знала, — ответила Верка.

Они стали гулять вместе, даже немного загорали. Как-то сблизились. Верка все приставала, а кто отец ребенка? Раиса спросила доктора, можно ли рассказать Верке, что она клонируется, но Перруджини ответил, что ни в коем случае, может случиться выкидыш.

Они еще несколько дней таились, но потом Верка сама проговорилась.

Они курили в кустах у забора — курить им было категорически нельзя, но санитарка Зарема, беженка, с приплатой носила сигареты. Верка сказала:

— Я тебе тайну должна раскрыть.

— Что за тайна?

— Нет у меня мужика, — сказала Верка. — И не было.

— Случается, — ответила Раиса, которая сама откровенничать не собиралась.

— Ты не понимаешь, — сказала Верка, — я без мужика рожать буду.

— Кого же ты рожать будешь, если без мужика? — спросила Раиса, а сама вся напряглась. Ужасная тайна готова была раскрыться.

— Ты не поверишь!

— Поверю.

— Ты побожись, что никому не скажешь.

— Ей-богу под салютом всех вождей, — так божилась еще мама.

— И доктору Перруджини не скажешь?

— Уж ему-то ни в коем случае.

— Я собственную копию буду рожать, — призналась Верка, — из меня клетку взяли, и из нее я девочку рожу, точно как я в детстве.

— Врешь!

— И знаешь, кто меня на это соблазнил?

— Нет, не знаю.

— Такой у нас Толька учился, Толька Смольный, не помнишь?

— Что-то не помню.

— Он, оказывается, был в меня влюблен, — призналась Верка. — Он как прочел про клонирование… ты слыхала про клонирование? — то сразу ко мне: прошу, говорит, тебя, Вера, вернуться ко мне в юном облике.

— А ты?

— А он мне пенсию обещал на ребенка, поклялся признать ее дочкой и тысячу баксов в месяц.

— Зачем ему дочка?

— Детей у него нет. Бог не дал. Хочет удочерить.

— Этот? Удочерить? А вдруг у него другие планы? Он, говорят, за соблазнение малолетних привлекался.

Конечно, этого говорить не следовало, после таких слов Верка полностью потеряла покой и все ждала, когда приедет Анатолий, чтобы ему выложить правду, но и Раису можно понять — она все это сделала от душевного волнения и, можно сказать, шока. Ты думаешь, что ты и есть центр мира, ты идешь на сомнительное мероприятие из-за того, что тебя любят неземной любовью… а оказывается, не только тебя любят. И кого? Верку? Да у Верки в школе никаких поклонников не было — с ее-то длинным носом! Извращенец! Честное слово, извращенец!

Раиска начала уговаривать Верку, чтобы та молчала — если ты устроишь скандал, то только бабки потеряешь и ничего хорошего…

Вроде бы Вера поддавалась; но на нее было мало надежды — проговорится, обязательно проговорится. Ее ведь распирает.

Но пока Анатолий не приезжал, а Вера держалась, закусив губу, Раиса, полная подозрительности, обратила внимание на молодых товарок, которые гуляли по садику — тоже были на сохранении.

Первая же, по имени Прохорова Дарья, беженка, без жилплощади, через час беседы призналась, что мужа не имеет, любовника тоже — иначе бы не пошла на такое унижение за деньги: родить ребенка без отца и даже без любви. Ей, по ее словам, этого зародыша «вспрыснули», обещали за это пенсию и алименты, а также отдельную комнату в доме на Ленинской. Прохорова Дарья не знала имени своего благодетеля, беседовала с доктором, но при том присутствовал наблюдатель… и Прохорова описала Анатолия.