Орсон Кард - Тень Гегемона

Ленту сняли, и Петра уселась на сиденье рядом с Тяжелым Сапогом и еще каким-то типом, который старался на нее не смотреть - глядел то в левое окно, то в правое, потом опять в левое.

- Значит, это аэропорт Гюнири?

- А что, не узнаешь?

- Я здесь никогда не бывала. Когда бы я могла? На самолете я летала два раза - из Еревана, когда мне было пять лет, и обратно через девять лет.

- Она знает, что Гюнири - ближайший аэропорт, где нет коммерческих рейсов, - сказала женщина. Говорила она без какой-либо интонации - ни презрения, ни уважения. Совершенно ровный голос.

- А чья это гениальная идея? Никто не подумал, что пленные генералы не так уж хороши как стратеги?

- Во-первых, кто бы нам это сказал? - ответила женщина. - Во-вторых, может быть, ты заткнешься и узнаешь все в свое время?

- Это не по мне. Я - жизнерадостный разговорчивый экстраверт, который любит заводить дружбу с людьми.

- Ты самодовольный и пронырливый интроверт, который любит доставать людей до печенок.

- Хм, так вы что-то выяснили обо мне заранее?

- Нет, только в ходе непосредственных наблюдений. - Значит, у этой тетки есть чувство юмора. Вроде бы.

- Вы лучше молитесь, чтобы перелететь через Кавказский хребет и не попасться армянским ВВС.

Тяжелый Сапог презрительно фыркнул, показав, что он юмора не понимает.

- Мы, конечно, полетим на маленьком самолете и над Черным морем. А значит, спутники МКФ будут точно знать, где я.

- Ты больше не служишь в МКФ, - сказала женщина.

- То есть им на тебя наплевать, - пояснил Тяжелый Сапог.

Машина остановилась возле маленького самолета.

- Реактивный, смотри ты, - сказала Петра. - А вооружение у него есть? Или только взрывное устройство, на случай, если армянские ВВС начнут вас сажать, и тогда вы взорвете самолет вместе со мной?

- Тебя снова связать? - спросила женщина.

- Людям на вышке это очень понравится.

- Выводите ее, - скомандовала женщина.

У мужчин, сидевших по обе стороны от нее, хватило глупости открыть обе дверцы и выйти, предоставив ей выбор. Она выбрала Тяжелого Сапога - о нем она знала, что он дурак, а о втором не знала ничего. И он в самом деле был дурак, потому что взял ее за руку ниже плеча, а другой рукой стал закрывать дверь. Поэтому Петра отшатнулась в сторону, будто оступилась, мужчина покачнулся вместе с ней, а Петра, используя его хватку для опоры, нанесла двойной удар ногой - в пах и в колено. Оба раза она попала точно и сильно, и мужчина очень любезно ее отпустил перед тем, как упасть на землю, корчась и одной рукой зажимая пах, а второй пытаясь дотянуться до колена и поставить чашечку на место.

Они что, думали, будто она забыла все, чему ее учили по рукопашному бою? Она же его предупреждала, что получит его яйца в кульке?

Петра побежала со всех ног и очень радовалась быстроте, обретенной за месяцы тренировок в школе, а потом поняла, что они за ней не бегут. Значит, им это не надо.

Но она лишь успела это заметить, когда что-то острое вонзилось в спину над правой лопаткой. Петра успела замедлить бег, но не остановиться, когда свалилась наземь, снова лишившись сознания.

На этот раз ее держали под снотворным, пока не довезли до места, и поскольку Петра не видела никаких пейзажей, кроме стен чего-то вроде подземного бункера, она понятия не имела, где находится. Где-то в России - точнее неизвестно. По боли от ушибов на руках, на ногах и на шее, по царапинам на коленях, на ладонях и на носу Петра поняла, что обращались с ней не слишком бережно. Цена за то, чтобы быть самодовольным и пронырливым интровертом. А может, это было за доставание людей до печенок.

Петра лежала на койке. Вошла докторша и стала обрабатывать царапины чем-то вроде смеси спирта с кислотой без анестетика - по крайней мере так казалось.

- Это на тот случай, если недостаточно больно? - спросила Петра,

Докторша не ответила. Очевидно, та женщина предупредила ее, что бывает с теми, кто говорит с Петрой.

- А тому мужику, которого я двинула по яйцам, их ампутировали?

Снова молчание. Даже без всякого следа интереса. Может, это единственный образованный человек во всей России, который не говорит на общем?

Петре приносили еду, включался и выключался свет, но никто не приходил говорить с ней, и из комнаты ее не выпускали. Она слышала только звук тяжелых дверей, и было ясно, что ее решили наказать временным одиночным заключением за плохое поведение во время переезда.

Петра решила не просить пощады. Просто, как только ей стало ясно, что она в изоляции, она тут же приняла это и изолировала себя еще глубже, не реагируя на людей, которые приходили и уходили. Они тоже не пытались с ней заговаривать, так что Петра жила в полном безмолвии.