Альфред Бестер - Голем 100

Гретхен осеклась. Понадобилось целых пять секунд, чтобы осознать, какая чудовищная мысль пришла ей в голову. Она задрожала и покачнулась, встряхнула головой, отгоняя наваждение: «Нет, не могу. Не буду. Сил таких нет!» Но она ясно понимала, что станет, сможет и должна найти силы.

Потянулись долгие минуты, пока Гретхен старалась прийти в себя. Она прошла в спальню, достала что-то из ночного столика и зажала в кулаке. Потом, улыбаясь почти такой же стеклянной улыбкой, как у господина Хоча, набрала номер Ильдефонсы Лафферти.

— Нелли? Это ЧК. Нет, не из улья — от себя. Нелл, у меня crise psychologique [55] Психологическая проблема (фр.). , и я… Нет, душенька, это не умничанье, это неприятности, только по-французски. Моя проблема сейчас здесь сидит, совсем рядом, и я не хочу, чтобы он понимал мой разговор. Да, конечно, «он». Я не могу с ним управиться, а знаю, что ты сможешь, — это твой особый дар. Ты не приехала бы прямо сейчас? Нет, ни намека — увидишь все сама. Спасибо, Нелл. — Она закончила разговор. — Хорошо, Блэз, я открою тот ящик.

У Гретхен был заведен следующий порядок приема: самых почетных клиентов она встречала у входа в Оазис. Менее важных она встречала у внушительного входа в свои апартаменты, в окружении своего штата. Рядовых (т. е. большинство) клиентов проводили к ней в кабинет, где они заставали ее работающей за письменным столом. (Знай все это Миллс Коупленд из «ФФФ», он был бы крайне оскорблен!) Гретхен встретила Ильдефонсу у дверей своей квартиры и провела ее в комнаты.

— Спасибо, что поспешила на помощь, Нелл. У меня полный завал.

Ильдефонса переливалась салатного цвета блестками.

— Кто может сопротивляться подначке, ЧК? Конечно, ты меня интриговала — я тебя вычислила. Во всех твоих поступках всегда что-то еще скрывается.

— Решительно возражаю, Нелл.

— Но почему? В этом твоя привлекательность — меня берет за живое, когда я начинаю гадать, что ты еще затеяла. Мне хочется это выяснить.

— Клянусь, что просто нуждаюсь в помощи.

— А я, значит, должна тебе поверить? Это вот и есть твоя crise psychologique? — Ильдефонса двинула бедром в сторону остекленевшего господина Хоча.

— Это оно.

— Ты говорила «он». Ты не сказала «нуль в тоге».

— Он в шоке, и его нужно силком из этого вывести… Привести в норму.

— Ну и чем так хороша норма? Почему не позволить ему радоваться тому, что он есть сейчас?

— Мне нужны его свидетельские показания по делу.

— А я тут при чем?

— Потому что тебе известно что-то, чего я не знаю,

— Что именно?

— Как устраивать встряску мужчинам.

— Что ж, мне еще не приходилось тыркаться с зомби, но всегда что-то бывает в первый раз.

Гретхен натянуто улыбнулась.

— Если нужно именно это, то у тебя полная свобода действий.

— А что, есть другой способ? — Ильдефонса небрежной походкой приблизилась к господину Хочу, скользнула по нему равнодушным взглядом, внезапно наклонилась и посмотрела пристально. — Быть не может! Господи, да это Херой!

— Какой Херой? Это доктор Блэз Шима!

— Герой-херой, сокращенно от Хирошимы. Замани его в постель, ЧК, и узнаешь почему.

Гретхен плотнее сжала губы.

— Так вот какое твое скрытое намерение, — заметила Ильдефонса. — А что с ним произошло?

— Не знаю. Поэтому ничего не могу сделать.

Ильдефонса заскользила, примериваясь, вокруг

Шимы.

— Так-так, Херой. Давненько с тех пор… Соскучился, козлик?

— Меня зовут Хоч, дорогая. Можете обращаться ко мне «господин Хоч».

— Богу известно, что раньше любая девица завопила бы «Хочу!», козлик. Он что, не узнает меня? — бросила через плечо Ильдефонса.

— Он никого не узнает.

— И себя самого?

— Он думает, что он — какой-то придуманный им тип по имени Хоч.

— А ты желаешь избавиться от этого типа?

— Это было бы лучше всего — чтобы он пришел в себя.

— Есть идеи?

— Ты — моя единственная идея. Я подумала: «Только Нелл сможет привести его в сознание».

— Благодарю, но я обычно довожу их до полной потери сознания. Я не очень-то разбираюсь в обратном. Возможно, меня это позабавит. Хочешь, чтобы он вспомнил, что он — Шима?

— В том-то и загвоздка.

— М-м-м… — задумалась Ильдефонса. Г-н Хоч излучал на нее улыбки, напоминая симпатичного римского сенатора. — Погоди-ка. Херой, а это помнишь?

Она затянула своим пронзительно-высоким голоском:

Мамаша наказала мне: «Не прыгай с дядькой при луне! Неслух ты, — сказала мать, — Ты не смей нарушать! Нарушать, нарушать, Будет мужу не сказать!я