Гарри Гаррисон - Возвращение [= Возвращение к звёздам; Звёзды; К звёздам]

Экран потемнел.

— Смотрите, какой грех он взваливает на нас! — сказал Бен-Хаим. — Вы уверены, что он никогда не занимался богословием?

— Ни в чем, что касается моего зятя, я не уверен. Хотя нет. Сейчас я уверен, что всю свою прежнюю биографию он выдумал. Быть может, он на самом деле Сатана, как вы сказали. Что вы намерены делать?

— То, что он и сказал. Передам его предложение в кнессет. Пусть хоть немного ответственности и вины ляжет и на их плечи.

Бен-Хаим повернулся к телефону. Ян с Дворой вышли из комнаты. Слушая Тергуд-Смита, они не заметили, как стемнело. Они вышли на террасу молча, погруженные каждый в свои мысли. Ян прислонился к колонне и посмотрел на огни городка, взбегавшие по склону холма на той стороне долины. Ночь была безлунной, пронзительно яркие звезды заполнили все небо, от горизонта до горизонта. Какая тишина, как мирно здесь!.. А Тергуд-Смит хочет, чтобы они все это бросили и шли воевать за идеалы. Да, трудное решение, им не позавидуешь. Яну решать было проще… Обернувшись, он увидел, что Двора сидит на диване, сложа руки на коленях.

— Ты, наверно, голодный, — сказала она. — Давай я что-нибудь соображу.

— Подожди. Как ты думаешь, что будет делать кнессет?

— Болтать. Это у них здорово получается. Это же просто компания стариканов, которые предпочитают болтовню любому настоящему делу. Тергуд-Смит должен был дать им не четыре дня, а четыре месяца, чтобы собраться с мыслями.

— Так ты думаешь, они ничего не решат?

— Решат, еще как решат! Против. Игра без риска. Они всегда хотят играть без риска.

— Быть может, потому они и дожили до старости?

— Ты смеешься надо мной? Дай-ка я на тебя посмотрю…

Она потянула его вниз и усадила рядом с собой. Увидела, что он на самом деле улыбается, — и тоже улыбнулась, не смогла удержаться.

— Ну ладно. Я на самом деле начинаю злиться раньше времени. Ведь еще ничего не произошло. Но произойдет, вот увидишь, точь-в-точь как я сказала. Вот тогда я разозлюсь по-настоящему. Но если они скажут «нет» — что ты станешь делать?

— Я еще не думал о таком варианте. Наверно, вернусь и буду искать Тергуд-Смита. Я просто не могу сидеть, спрятавшись здесь, когда решается судьба всего человечества. Быть может, все-таки смогу войти в контакт с флотом повстанцев и рассказать все, что знаю… Но нет смысла гадать, пока ничего не известно.

Говоря, Ян заметил, что она до сих пор держит его за руки. Ни один из них не торопился отодвинуться.

«О чем это я думаю?» — ужаснулся Ян. И понял, что не думает вовсе. Просто чувствует, отвечает физическим рефлексом. И он знал, что Двора чувствует то же самое. Хотел спросить, но испугался. Он повернулся к ней — она смотрела ему в лицо. И без всякого сознательного усилия оказалась в его объятиях.

Она долго-долго не отнимала губ, потом чуть отодвинулась, по-прежнему не отпуская его, и тихо прошептала:

— Пойдем ко мне. Здесь слишком часто ходят.

Он встал вслед за нею, но попытался высказать сомнение, шевелившееся где-то в глубине души.

— Я женат, Двора… Моя жена за много световых лет…

Она прижала палец к его губам:

— Тс-с. Я за тебя замуж не собираюсь. Просто иди за мной.

Так он и сделал.

— Мы так ничего и не ели, — пожаловался Ян.

— До чего же ты прожорлив, — рассмеялась Двора. — Мало кому не хватило бы того, что было.

Она скинула ногой простыню и потянулась. В лучах утреннего солнца, струившихся через окно, стройное обнаженное тело светилось темной бронзой. Ян провел кончиками пальцев по ее боку, по твердой выпуклости живота… Она вздрогнула от прикосновения и улыбнулась.

— До чего же хорошо жить! Быть мертвым, наверно, очень серо и скучно. Так гораздо веселее.

Ян тоже улыбнулся и потянулся к ней, но она отодвинулась и встала. Словно великолепная живая скульптура — прогнула спину, зарывшись пальцами в густые волосы на затылке… Потом потянулась за халатом.

— Это ты заговорил о еде, а не я. Но теперь, раз уж тему затронули, я и сама с голоду помираю. Пошли, я что-нибудь соображу на завтрак.

— Мне бы не мешало сначала зайти в свою комнату, а?

Она расхохоталась, даже причесываться перестала.

— Это еще зачем? Здесь все взрослые, детей нет. И все ходят, где хотят, и делают, что хотят. Откуда ты взялся, что у тебя за мир такой?

— Не такой, как у вас. По крайней мере сейчас. Хотя в Лондоне — господи, как давно это было! — в Лондоне я был, наверно, сам себе хозяин, во всяком случае, почти. А потом долго жил в каком-то социальном кошмаре. Какая уродливая жизнь на Халвмерке — этого я тебе рассказывать не хочу, даже и пытаться не стану. Давай-ка лучше позавтракаем на самом деле.