Василий Звягинцев - Одиссей покидает Итаку

Дома, на Земле, тоже полный порядок, по-прежнему тянется нескончаемый август восемьдесят четвертого года.

А на самом деле, может, и нет уже ни Земли, ни того самого августа, и нас самих тоже нет. И не было никогда. Потому что стоит нам перешагнуть порог – и полная неизвестность. Глобальная и космическая.

Скоро год, как я в эти игры играю, а понять хоть что-нибудь не могу. Зато привык ко всему, в том числе и к непониманию тоже. И живу в полное свое удовольствие.

Нет, ведь и действительно, без всяких шуток и иронических усмешек, что еще возможно и следует желать?

Не считая ставших уже привычными неограниченных материальных возможностей и благ (даже этого многим и многим было бы более чем достаточно) я пережил и самые невероятные приключения, даже вот и диктатором побывал, у меня есть верные друзья, мне, скажем так, симпатизируют две очень неординарные женщины, так чего же ты хочешь, братец?

Зачем я сейчас участвую в очередном «мозговом штурме»?

Какого результата жду лично для себя?

В чем вообще проблема?

А друзья мои продолжали говорить и спорить, только смысл их слов пролетал мимо моего сознания.

Я просто смотрел на них, на каждого в отдельности.

Ирина, моя несчастная красавица, сидит, сцепив пальцы на высоко открытом колене, покусывает нижнюю губу, а мысли ее далеко-далеко отсюда.

Берестин, хоть и бросает какие-то реплики, сам все больше косится на Ирину, пожалуй, что и непроизвольно, от подсознательной потребности видеть, что она здесь.

Шульгин, безусловно, развлекается, если и есть у него более глубокие эмоции, их достоверно вычислить невозможно.

С Левашовым же понятно все. Как и с его Ларисой.

Остается сфинкс – Воронцов, но вот его заботы волнуют меня меньше всего. Этот не пропадет.

И, значит, получается, что единственно, о ком стоит сейчас позаботиться – о наших друзьях-потомках.

Только им по-настоящему плохо, и только они в буквальном смысле невинные жертвы посторонних игр.

А я, как главный виновник всей заварушки, должен взять сейчас и сказать, что незачем размазывать манную кашу по чистому столу, нужно просто отправить ребят домой, в их не такой уж, наверное, плохой мир, а самим – как придется…

Честно рассуждая – если бы не мои, чего скрывать, вполне пижонские выходки, начиная с первой с Ириной встречи на мосту, ничего абсолютно бы не было. По крайней мере – для этих троих страдальцев…

А мы, все прочие – ну что, в конце концов, теряем? Время все равно останется наше, родной XX век. Изменится кое-что, так и ладно. Прямо уж наша реальность самая лучшая была из всех возможных? Найдем себе место. Возьму вон Ирку, да и в Новую Зеландию махну, виллу куплю на берегу пролива, романы буду писать и павлинов разводить… Остальные тоже не пропадут. Даже интересно, какой там мир нашими усилиями образуется.

Тем более, что Альба говорила, будто бы в ее истории вторая мировая в сорок третьем закончилась.

Однако пока я обо всем этом размышлял и готовился, по обыкновению, очередным парадоксом общество развлечь, Сашка меня опередил.

– Знаете-ка что, господа-товарищи, с меня на сей раз хватит… Нервная система у меня не выдерживает, думать конструктивно я до завтрашнего дня отказываюсь и вам не советую, а у нашего хозяина считаю нужным попросить подать на стол чего-нибудь такого-этакого… – он прищелкнул пальцами. – Коньяку желательно, причем самого дорогого и старого…

С облегчением подыгравший ему Антон соответствующим образом распорядился, искомый продукт и все ему сопутствующее было получено.

Вот когда мы продегустировали, оценили букет и вкус, повторили еще и снова, атмосфера воцарилась, как в лучшие времена, самая непринужденная, только-только до танцев дело не дошло, негодяй Шульгин и выдал.

– Сидите теперь, как бы не в пожизненном заключении, думаете, что мировые проблемы решаете, – сказал он со слишком хорошо мне знакомой многообещающей усмешкой. – А я ведь давно говорил, что от твоих классических увлечений добра не жди. – Налил себе одному и единым глотком выпил.

– Одиссей, Одиссей! Сидел бы этот мелкий феодал на своей Итаке, как нормальному царю положено, и ничего бы не было. И Троя до сих пор на месте бы стояла, и прочие персонажи потолкались бы под стенами и спокойно домой вернулись. Им и плыть всего километров сто оттуда… А прекрасная Елена, насколько мне помнится, с Парисом добровольно сбежала… Бабы – они бабы и есть. Всегда одинаковые.