Саттон увидел на лице Тревора презрение.
— Я оставляю вас наедине с собой, Саттон, — продолжал Тревор, — ваше имя будет черным пятном на всей истории человечества. Звуком вашего имени поперхнется любой человек, как только попытается произнести его. «Саттон» станет таким бранным словом, которым один человек станет обзывать другого, если захочет нанести ему смертельное оскорбление.
Он произнес слово «Саттон» таким тоном, будто оно уже вызвало у него отвращение. Саттон не пошевелился. Тревор встал и пошел прочь, но затем обернулся. Его голос был не громче шепота, но вонзился в сознание Саттона как раскаленный нож:
— Идите и вымойте лицо, уничтожьте этот пластик и этот знак. Но вы никогда не сможете опять стать человекам, Саттон. Вы никогда не сможете назвать себя человеческим существом.
Он резко отвернулся от Саттона. И, глядя на его спину, Саттон представил себе спину всего человечества, навсегда отвернувшегося от него.
Где-то в глубине своего собственного сознания, как бы откуда-то издалека, Саттон услышал, казалось, звук захлопнувшейся перед ним двери.
Горела только одна лампа в углу комнаты. Папка лежала на столе перед ней, а Ева Армор стояла около кресла, как будто ожидала кого-то.
— Ты вернулся, — спросила она, — чтобы забрать папку? Я приготовила ее для тебя.
Он остановился в дверях и покачал головой.
— Пока нет, — ответил он. — Позднее она мне понадобится, но пока мне не нужна.
«Вот оно, — подумал он. — Это то, что беспокоило меня весь день. Та вещь, которую я пытался облечь в слова».
— Я говорил тебе сегодня утром за завтраком об оружии, — обратился он к Еве. — Тебе нужно запомнить то, что я сказал об этом. Я объяснил, что существует единственный экземпляр этого оружия, что нельзя вести войну, имея одну пушку.
Ева кивнула. Ее лицо в свете лампы казалось удивленным.
— Я помню, Аш…
— Их существует целый миллион, — продолжал он. — Столько, сколько ты захочешь иметь.
Он медленно прошел через комнату и остановился, глядя ей прямо в лицо.
— Я на твоей стороне, — просто объявил он ей. — Я днем видел Тревора. Он проклял меня от лица всего человечества.
Она медленно подняла руку и провела ею по лицу Саттона. Он почувствовал ее холодную и гладкую ладонь. Пальцы Евы остановились в его волосах. Она нежно и мягко теребила его голову.
— Аш, — произнесла она, — ты вымыл свое лицо, ты снова прежний, Аш.
Он кивнул:
— Я снова хотел стать человеком.
— Тревор спрашивал тебя о Колыбели, Аш?
— Кое о чем я догадался сам. Он рассказал мне остальное. Об андроидах, у которых нет знака.
— Мы используем их, как шпионов, — объяснила она. — Некоторые из них проникли в штаб-квартиру Тревора под видом людей.
— А как Херкимер? — поинтересовался Саттон.
— Его здесь нет, Аш. Он не появится здесь никогда, после того как это случилось во дворике.
— Конечно, — произнес Саттон. — Конечно, его здесь не будет. Ева, мы человеческие существа, такие странные и не всегда хорошие.
— Присядь, — пригласила Ева, — вот в это кресло. Ты изъясняешься так странно, что пугаешь меня.
Они сели.
— Расскажи мне, что произошло, — попросила она.
Он оставил ее слова без внимания.
— Я думал о Херкимере днем, когда Тревор разговаривал со мной, — продолжал Ашер свою мысль. — Я ударил Херкимера и снова ударю, если он скажет мне опять то же самое. Это что-то такое, что присутствует в человеческой крови, Ева. Мы боролись для того, чтобы пробиться. Мы действовали топором и дубинкой, огнестрельным оружием и атомной бомбой…
— Перестань, — закричала Ева. — Пожалуйста, замолчи!
Он с удивлением посмотрел на нее.
— Ты сказал «человеческие существа», — продолжала она, — а кто, по-твоему, Херкимер? Разве он не человеческое существо? Он — человек, созданный человеком. Робот может произвести другого робота, но он все равно останется роботом, не так ли? Человек создает человека, и оба они — люди.
Саттон смущенно пробормотал:
— Тревор боится, что андроиды захватят власть. Что они станут выше людей, первоначальных, биологических, человеческих существ.
— Аш, — обратилась к нему Ева, — тебя беспокоит проблема, которую будут решать еще в течение тысячи будущих поколений. Какой в этом смысл?
Он покачал головой.
— В этом действительно нет смысла. Но это тревожит мой мозг, мне нет покоя. Когда-то все было четко, ясно и просто. Я думал, что напишу книгу, Галактика прочтет ее и примет. И все станет чудесно.
Читать дальше