Борис Штерн - Стражи последнего неба

— А есть что-то еще выше? — поинтересовался я.

Амнуэль отрицательно покачал головой:

— Только Бог Святой, Благословен Он, в Своей сущности. После разрушения Первого Храма еврейский народ был отсечен от уровня, именуемого Короной Бога, и нам запретили входить дальше порога высшего из миров, мира Ацилут.

— Что значит это название? И зачем тогда пользуются шрифтом Адама, если он уже не нужен? — продолжал я уверенно вести беседу-допрос.

— Ацилут происходит от древнееврейского слова «эцель», что означает «у», «около», потому что этот мир — ближайший к Богу. Зачем некоторые люди продолжают пользоваться шрифтом Адама, я не знаю. А сейчас, пожалуйста, извините — мне пора ложиться спать, я встаю на молитву с первыми лучами солнца.

Рав проводил нас до дверей кабинета, а спустились мы уже сами.

Гетто спало. Казалось, только духи витают над остроконечными крышами. И мы с Хаимом были как два бодрствующих в целом мире спящих.

— Между прочим, он так и не ответил, что это за ангельские печати, — заметил я Хаиму.

— Это я и сам могу тебе рассказать. В мире Брия, куда попадает путешествующий по духовным мирам (он находится ниже Ацилута), есть семь залов. У входа в каждый зал стоят ангелы, которым, чтобы они тебя пропустили, надо предъявить две печати. У каждого ангела есть свои печати, по форме они напоминают буквы Адама. — Хаим помолчал, потом продолжил: — Если печати у тебя не окажется или она будет не такой, как надо, — ангел может тебя убить. Так, по мнению рава Амнуэля, произошло с Бен-Азаем. И с Польским Святым, наверное, тоже.

— А ты сам когда-нибудь эти печати видел?

— Видел, но не все, конечно. Кое-какие из них приведены в «Книге трепещущих» рабби Элиазара из Меца…

Я остановился и взял Хаима за руку:

— А в книге Адама они могут быть?

— Наверняка… Яков, что ты задумал?! — Хаим повысил голос. Мы стояли в воротах гетто и были совершенно одни. — Такие вещи не для тебя и не для меня. Ты хочешь найти, кто убил Польского Святого?

— Да, интересно было бы, — признался я.

— А что ты с ним сделаешь? Притащишь в участок?

Я захохотал. Вместе со мной стал смеяться и Хаим. Отсмеявшись, я сказал:

— Завтра утром я зайду к тебе, и мы снова пойдем к Амнуэлю. Еще немного поморочим голову почтенному раву.

— Ты все-таки хочешь спуститься в Меркаву? — Хаим сокрушенно покачал головой. — Ладно, я посмотрю у себя кое-какие рукописи. Но знай, что это небезопасно.

— Жить вообще небезопасно, — философски заметил я. — Но почему ты говоришь «Меркава», а не «колесница»? И никуда спускаться я не собираюсь, наоборот, хочу подняться.

И я сделал жест рукой куда-то вверх, в сторону темного итальянского неба.

— Спуститься, мой друг, спуститься. Потому что Меркава существует только в глубинах твоей души.

Мы подошли к моему дому.

— Встретимся завтра, с Божьей помощью. Без обетов, — добавил Хаим обычную еврейскую присказку и удалился в сторону площади Испании.

Я поднялся в свою квартиру. Спать мне совершенно не хотелось, я чувствовал какое-то возбуждение. Взял том Талмуда (Талмуд — это почти все, что осталось мне от отца), трактат «Хагига». Открыл вторую часть и прочел оттуда несколько отрывков.

Надо признаться, арамейский язык я подзабыл основательно. Но чем дальше я читал, тем мне становилось легче. Сон сморил меня прямо над книгой.

Снился мне родимый полицейский участок и мой кабинет, в котором напротив меня сидел ангел, каким его изображают на фронтонах католических церквей: большой и белый, с белыми пушистыми крыльями.

Он никак не мог усесться, как следует — крыльям мешала высокая спинка стула.

Разбудил меня Хаим ни свет ни заря. Он притащил с собой кучу каких-то рукописей и старых, рассыпающихся книг, которые вываливались у него из-под мышек.

— Вот, — начал он, едва войдя в комнату, — посмотри, что я тебе принес. Это «Пиркей хейхалот», «Главы залов», а вот это, — Хаим повертел у меня перед глазами тоненькой тетрадочкой, — четвертая часть «Ворот святости» Хаима Виталя.

— Признаться, я и первых трех не читал, — заметил я, одеваясь.

Хаим махнул рукой:

— Первые три — это «мусар», этика. Они неоднократно переиздавались. Однажды в старинном издании я наткнулся на описание четвертой части, причем издатель писал, что четвертая часть не может быть опубликована, так как состоит из святых тайн и имен Бога, опубликовать которые было бы кощунством.

— Откуда же она у нас?

— Рукопись, — кратко ответил Хаим. — Ее переписал для меня один из учеников иерусалимской ешивы «Бейт-Эль».