Борис Штерн - Стражи последнего неба

Через сутки она вернулась. Тарелки были пусты, вино выпито. Но с тех пор хохот и завывания прекратились, и лишь в те ночи, когда тяжелая луна нависала над крышами гасиенды, из подвала слышался жалобный детский плач.

Вскоре вдова оставила усадьбу, соседство с демоном, пусть даже умиротворенным, было ей не по душе. Гасиенда пошла внаем по дешевке, ведь история о демоне быстро разлетелась по всей Кубе, и в ней поселился небогатый люд, готовый из-за дешевизны жить где угодно. Говорят, будто Махлат нашла себе другого мужа из новых жильцов и родила от него несчетное потомство.

Прошли годы, многое забылось, многое стало казаться выдумкой. Что стало с вдовой Гевера и с его детьми, никто не знает. Возможно, они вернулись в Европу, а возможно, их потомки до сих пор живут на Кубе. Сохранилось лишь имя гасиенды, ее назвали по имени незадачливого купца, и по-испански оно звучит: Гевара.

Акива замолк и многозначительно поглядел на присутствующих. Но вся эффектность концовки рассказа повисла в воздухе: ни реб Вульф, ни Нисим не интересовались ни историей Кубы, ни родословной ее революционных вождей.

Низкое закатное солнце светило сквозь узкие окна синагоги, ложась желтыми квадратами на лаковый блестящий пол, выхватывая из фиолетового сумрака и поджигая угол скамьи, забытую на столе книгу, таллит, приготовленный для завтрашней молитвы. И сколько очарования было в этом синеющем воздухе, в дрожащей, годами намоленной тишине. Сколько просьб прошепталось здесь трясущимися от волнения губами, сколько благодарностей произнеслось и пролилось слез умиления. Неужели все должно было пойти прахом, исчезнуть, развеяться, как дым, неужели какой-то зловещий хохот должен разрушить уют, создававшийся многими десятилетиями?!

— Индулько ! — вскричал Нисим, слегка ошарашенный необычайной многословностью Акивы. — Нужно сделать индулько !

Акива одобряюще покачал головой.

— Именно это я и хотел предложить.

— Мне ничего не известно о таком обычае, — возразил реб Вульф. — Мы станем посмешищем в глазах всего Реховота.

— Посмешищем туда, посмешищем сюда, — не уступал Нисим, — главное, от бесов избавиться. А сделаем так, что никто не узнает. Сами накроем стол, только мы трое, сами же и уберем. Все будет культурно и чисто, одним словом — полный ренессанс!

— Рав Штарк всегда повторял: есть вера, а есть суеверия. И голова дана еврею для того, чтобы отличать первое от второго.

Реб Вульф перевел глаза на Акиву:

— История про Гевера, демонов, а в особенности индулько представляется мне суеверием чистой воды.

— Не знаю, чем она тебе представляется, — проскрипел Акива, израсходовавший за последние полчаса годовой запас красноречия, — но у нас на Кубе ее рассказывали как абсолютно достоверное происшествие.

— Слушай, реб Вульф, — перебил его Нисим, — а приготовь-ка ты свой чолнт. Вот будет все индулькам индулько. Такое угощение любых бесов умиротворит!

Реб Вульф не ответил. Его взгляд, только что обращенный на собеседников, внезапно изменил направление. Староста сидел отрешенный, легонько покачиваясь и рассматривая лишь ему видимую точку где-то в глубине самого себя. Им овладели мысли о чолнте…

Да что же такое реб Вульф? Кто он в самом-то деле? Судя по тексту — заурядный служка в синагоге маленького городка! А если не так, если под маской служки прячется скрытый праведник, или перешедший в еврейство наследник испанского престола, или другая, чем-нибудь выделяющаяся личность, то почему автор до сих пор не удосужился сообщить обо все этом читателю?!

Все люди талантливы, каждый человек рождается, чтобы принести в мир нечто новое, обогатить его чудесным светом индивидуальности. Увы, не каждому открывается, для чего он рожден, а в результате мир несет двойную потерю: хорошее дело сиротливо остывает, дожидаясь нужного человека, а нужный человек неприкаянно мечется по миру в поисках хорошего дела. Реб Вульф счастливо избежал такой участи, еще в юности обнаружив свое призвание.

Подобно тому как нет двух одинаковых семей, не существует двух одинаковых чолнтов. Его приготовление больше похоже на священнодействие, чем на обыкновенную стряпню. Характер, привычки и даже фобии повара проявляются в чолнте, как будущее в хрустальном шаре средневековых магов.

Реб Вульф, тихий, незаметный реб Вульф, по праву считался непревзойденным мастером чолнта. Дабы отведать его стряпню, в «Ноам Алихот» приезжали из других городов, останавливаясь на субботу у друзей и знакомых. Правда, после смерти рава Штарка реб Вульф баловал прихожан все реже и реже, но тем значительней было нетерпение, выше накал страстей перед началом субботы. Войдя пятничным вечером в синагогу, молящиеся первым делом принюхивались: не заполнена ли она чудесным, дивным запахом, нисходящим не иначе как прямо из рая. И если такое случалось, встреча субботы происходила с необычайным подъемом, радостно и страстно, как и полагается встречать невесту томящемуся от нетерпения жениху.