Мелинда Мёрдок - Молот Марса

— Уничтожить его! — злобно прорычал он.

— Убрать защитную оболочку, — приказал Барин-Гоулд. — Разворачиваемся и держим путь к кораблю противника. Включить двигатели реактивной системы управления. Идем к цели на четверти полной скорости. Оружие к бою. — Команды отдавались с математической четкостью. Барин-Гоулд был опытным специалистом.

Защитная оболочка корабля, напоминающая звездное небо, оплавилась с уносом массы. «Деляга» двинулся к воздушным судам противника. Его скорость менялась рывками по мере включения маршевых двигателей. Темная масса корабля рассекла пространство, словно легендарный кит-касатка, на которого он был похож. Командир противника засмеялся. Его смех эхом прокатился по линии связи, вызвав издевательскую какофонию звуков. Тут же засвистели смертоносные импульсы лазерного света. Они были направлены в сторону судна Барни.

«Деляга» выпустил в торец «Балаклавы» облако золотистых отражателей. Лазерное излучение рассеялось, не достигнув цели. Когда, преследуя врага, корабль Барни влетел в свое маскировочное сооружение, «Ростовщик» ударил по Хауберку. Шестая линия связи, которую контролировал Конии, сотряслась от панических воплей сотрудников станции. Потом все смолкло. Беспилотный аппарат врезался в уже до того разрушенную станцию, подавив все ее жизненно важные центры мощью своих массивных двигателей. Когда он распорол вспомогательный генератор, станция потеряла устойчивость и завертелась в космосе. Раздался взрыв. За ним последовали другие. Прежде чем Барни успел нанести ответный удар, станция Хауберк перестала существовать, распавшись на осколки.

Когда-то непобедимая космическая крепость в одно мгновение была превращена в девятый вал рваного металла. Огромные отсеки нельзя было узнать — они обратились в обломки диаметром не более десяти метров. Большая же часть станции стала космической пылью. Взрывная волна прокатилась во всех возможных направлениях, она накрыла корабли Барни и его противников. Мелкие куски металла, оторвавшиеся от внешних покровов, стали своего рода отражателями, не позволяющими опознавать отдельные цели и наводить на них оружие.

Барни разразился проклятиями, увидев, что судна РАМ изменили направления. Он едва различал их на своем экране — главном экране обзора. Помехи были столь велики, что, казалось, корабли пролагали себе путь среди снежных завалов оранжевого и золотистого цвета.

— Не упустите их, — прохрипел Барни.

Конии судорожным движением пытался привести в порядок свои приборы.

— Мы потеряли связь, сэр. На линии одни помехи.

Барин-Гоулд покачал головой:

— Я не вижу их, сэр.

Взгляд, которым Барни одарил своего первого помощника, мог убить на месте даже викинга. Барин-Гоулд сжался, но голос его не дрогнул.

— Я ничего не могу сделать, сэр. Датчики не работают.

Кибернетическая рука Барни описала в воздухе жест разочарования. Ярко блеснули ее металлические и пластиковые детали. Барни еще глубже вжался в свое командирское кресло и скомандовал:

— Взять любой ценой!

Барин-Гоулд послушно стрельнул лазерами, но пучки света, выпущенные кораблем, нырнули в густое марево и растворились в нем.

Из широкой груди Барни вырвался гневный рокот, который можно было сравнить с раскатами отдаленного грома. Свое эмоциональное возбуждение командир корабля выразил единственным словом:

— Вперед!

Пальцы Барин-Гоулда забегали по клавиатуре, требуя, чтобы машина уточнила траекторию полета корабля в чистом космическом пространстве. Координаты поступили, Барин-Гоулд зафиксировал их, конкретизировал курс следования корабля и доложил:

— Приказ выполнен, сэр!

Поднявшись над плавающими вокруг обломками, «Деляга» покинул место боя и подался в спокойные воды. Барни пробормотал:

— Капитану Роджерсу все это не понравится. Не видать ему награды как своих ушей.

Барни говорил шепотом, но экипаж услышал его слова. Конии, сидевший спиной к командирскому креслу, улыбнулся: Барни был в затруднительном положении, и это тешило Конии. Он с удовольствием думал о том, какое наказание понесет Бак Роджерс — самый лихой авантюрист во всей Солнечной системе. Барни же без всякого зазрения совести терроризировал свой экипаж, и когда обстановка изменилась не в его пользу, ему никто не посочувствовал.

Адела Вальмар прикрыла свои прекрасные глаза и изящно прикусила нижнюю губу. Ее совершенной формы жемчужно-белые зубы резко контрастировали с ярким выразительным ртом. Черные волосы были уложены на самой макушке в виде короны из блестящих локонов. Высокие, широкие скулы, казалось, были вылеплены рукой мастера, шея белой колонной возносилась от плеч с матовой кожей. Адела надела на себя черное, легкое, как паутина, платье, которое мягкими складками лежало на ее груди и струилась вдоль тела, — соблазнительный покров, мучивший мужчин представлениями о белой коже, которая просвечивала сквозь ткань. В ушах тускло мерцали бриллианты. Еще один камень, обработанный в форме груши, свисал на серебряной цепочке с шеи и нашел себе приют во впадине между грудями, что-то таинственно обещая.