Юрка снял мокрую рубашку и, скрутив ее жгутом, крепконакрепко завязал на животе. Получился надежный нейлоновый пояс.
Он влез в воду у самого начала хода, под покрытием облупленной бетонной плиты. Здесь только покачивало, но впереди бесился настоящий водоворот.
Дельфин уцепился за пояс и, выгнувшись, прижался крепко к Юрке.
- Готов?
- Готов.
- Поехали!
Ухватившись поудобнее за дюралевый поручень, мальчик сделал первый шаг из-за прикрытия.
Волна сразу накрыла их с головой, стараясь оторвать от поручня, переломить, оглушить, отбросить, разбить о камни. Шипучая пена лезла в рот и нос, хлестала по глазам. Босые ноги разъехались на скользком полированном монолите дна, дыхание перехватило, пальцы свело на дюрале мертвой хваткой, и не было сил перехватить штангу подальше.
Закусив губу до крови, мальчик заставил себя сделать еще один шаг. И еще один. И еще.
Плавно выгибаясь, дельфин помогал мальчику делать эти трудные, невероятно долгие шаги. Если бы не он, Юрку переломила бы, наверное, тугая сила водоворота.
Шаг. И еще шаг. Десять сантиметров. И еще десять.
Сердце билось неровными толчками где-то у самого горла.
Волна ударила в спину, стальная пружина распрямилась, Юрка совершенно непонятным образом взлетел в воздух и очутился верхом на валуне.
Полуоглушенный, он тер окоченевшими ладонями разъеденные солью глаза, кашлял и никак не мог опомниться.
И вдруг понял... Они прошли!
Дельфин теперь на свободе...
Море гремело, сотрясая сушу, и горы вздрагивали от ударов прибоя, и белая пена изменчивой пограничной полосой металась между двумя великими мирами жизни.
Двое из двух миров взглянули в лицо друг другу, прежде чем разойтись по своим непохожим дорогам.
Дельфин сразу нашел своим локатором крошечную фигурку на далеком камне и ощутил, что маленькому телу холодно, а сердцу одиноко.
Сородичи звали его за собой, и он уходил все дальше, но прежде чем горб моря, взбухая, закрыл черты суши, дельфин взлетел на острый гребень волны и крикнул земле:
- До встречи! Я приду!
Мальчик не мог видеть так далеко, но он слышал далекий свист и понял его смысл, и прошептал морю белыми от холода и соли губами:
- До встречи... Я жду...
Качалось море, и качалась суша, и качались маятники часов - а он все стоял, опустив руки, не вытирая мокрых щек.
Он плакал откровенно и светло, как плачут только в детстве.