Евгений Нечаев: Сын Люцифера-3

- Вытаскивай! - приказал гном, берясь за молоток.

Вновь и снова загремел молот, творя обитель смерти.

Лезвие пылающие алым цветом крови, вновь отправилось в рыжее пламя. Я вновь вернулся к Иллиалу и Сельтейре.

- Гавриил... сказал... правду? - прерывисто прошептала эльфийка.

- Да, у вас время до заката. Хотя яд и не смертелен, его много, ваши тела не справляются с ним.

- Кресс, - позвал меня гном, вновь доставая лезвие из горна.

Теперь гном нагревал лезвие меньше и меньше, клинок должен становиться прочнее, а удары по нему сильнее. Молот уже сделал главное, и длинное тонкое лезвие уже выглядит, как подобает. Молоток Тарна сбивает заусеницы, прощупывает, нет ли пустот, обивает нагар. Молот Ада сделал свое дело и смирно стоит в сторонке ожидая когда его возьмут для последнего удара.

- Давай! - крикнул Тарн, в который раз бросая лезвие на наковальню.

По гномским поверьям надо теперь нанести сильный удар молотом. Этот удар не должен сломать клинок, а если сломает значит, тот недостоин стать мечем.

Замахнувшись, я ударил в место указанное Тарном. Молот глухо рявкнул, встретив на пути преграду, ему ответила тяжело застонавшая наковальня.

- Быть такого не может! - изумленно прогудел Тарн вглядываясь слезящимися глазами в место удара. - Ни следа! Энтот меч никогда не сломается.

Тяжело дыша, я отбросил молот. Меч вновь отправлен гномом в горн, но остывать, не слишком быстро, а постепенно, чтобы ни одной трещины. Все секреты ковки, накопленные тысячелетиями, Тарн вложил в этот клинок. И теперь он медленно остывал шедевр, который никто и никогда не повторит. Слишком много горя и боли мы вложили в него.

- Несущий Горе, - прошептал я.

- Что? - не расслышал вытирающий руки Тарн.

- Несущий Горе, - повторил я громче, зачарованно смотря на тускнеющий клинок. - Я назову его Несущий Горе.

- Хорошее имя, - согласился гном. - Оружье окромя горя ничего не несет. Но делать его это счастье.

- Творение всегда счастье, - бездумно согласился я. - Неважно чего. Творение - это Жизнь.

Гном даже прекратил тереть тряпку о свои закопченные руки. Но взглянул в сторону, выругался и сплюнул на пол.

- Дык закаливать, чем бум? - раздраженно смял тряпку, бывшею его рубахой, Тарн. - Купель пуста, как пустыня!

Явно позаимствованная у гномов емкость, купель для закалки, действительно была пуста. Тарн подошел к купели, посмотрел, провел по дну пальцем, который потом лизнул, для полноты анализа.

- Слезы Гор, - довольно буркнул Тарн, ища взглядом бутыль из которой Слезы Гор наливали в купель.

- Ничего нет, - пнул я пустую бутылку. - Даже простой воды.

- Вода супротив Слез Гор, что нож супротив меча! - гордо провозгласил гном. - Дык как нет?!

- Нет и все тут!

- Сельтейра! - вдруг крикнул Маг.

Поднявшись, Темная эльфийка подошла к купели. Возле продолговатой лохани из гранита он опустилась.

- Было предсказание, - начала она крепнущим голосом. - Предсказание, пророчество в час, когда родился ты, Кресс. Оно гласило, что сын Ночи выкует свое оружие, и все Темные эльфы нашего мира вложат в него свою кровь. Только сейчас я поняла...

Иллиал ничего не успел сделать, когда Сельтейра выдернула из ножен жало Дракона и полоснула вдоль по венам. Кровь хлынула в купель бурным потоком, унося с собой жизнь эльфийки.

- Сель, - обнял эльфийку Иллиал. - Сель... я...

Изящные пальцы Сельтейры легли на его губы:

- Молчи... Меня зовут Таира.

- Таира, - повторил ее настоящее имя Маг, сжимая ее в объятьях, словно пытаясь задержать уходящую жизнь.

- Кресс, - меркнущим взором эльфийка нашла меня, - позаботься о моей дочери...

ПОСЛЕДНЯЯ кровь покинула эльфийку.

И тогда с моих рук сорвались радужные молнии. Иллиал отшатнулся, впервые увидев Силу, отпущенную мне при рождении.

Магия Времени.

Время сходило с ума, старая рубаха Тарна вновь стала прямым куском ткани, засапожный нож напротив разлетелся ржавой пылью. Я ломал Время, дробил величайшую реку Вселенной, рукотворными порогами и каналами. Возможно, ли описать представшее моим глазам?!! Только Творец стоит вне этой реки, воды которой столь разны.

Сам воздух в комнате менялся, являя тени прошлого. Холод северной тундры, и жар пустынь, запахи всего мира, звуки которые он когда-либо слышал. Все это предстало предо мной и ни один Смертный не в состоянии обуздать эту стихию. Стихию, которая могущественней и Света и Тьмы, с которой о силе спорят Драконы Творца.

Но что нельзя подчинить, можно использовать. Огибая гиблые болота безвременья, минуя стремнины способные состарить даже эльфа, я искал нужное мне ответвление. Воды этой реки с легкостью дробили самые прочные скалы, здесь мотыльки-однодневки могли стать бессмертными, а те, кто в их мире живет миллионы лет, состариться в один миг. Сильными гребками, если здесь возможно такое сравнение, я плыл по этой реке.