Дмитрий Нечай - Повести и рассказы

Преодолевая слабость, я откинулся на выгнутую спинку скамейки. От резкого движения у меня помутилось в голове, но появилось приятное ощущение от расправленных, наконец, плачей. Так я просидел минут десять. Мысли понемногу прояснялись, и я осознал потребность в немедленных действиях, направленных на преодоление этого мерзкого состояния. Зная по опыту, что полностью избавиться от похмелья удается лишь к концу следующего дня, я еще с вечера запасся одной из последних новинок фармацевтики, предназначенной для помощи таким, как я, по утрам.

Не без радостного ощущения чуда достал я спасительный флакон из кармана и открутил крышку. Запах был, что называется, специфический. Я зажмурился и одним глотком осушил две трети бутылочки. Вкуса почувствовать я не успел, да и было бы сложно разобрать его в точности -- такой букет намешали в это средство.

Я огляделся по сторонам. Было раннее утро. Вокруг меня раскинулся густой парк с яркой зеленью лужаек, перерезанных белыми бетонными дорожками. По обеим сторонам дорожек стояли скамейки. Я восседал на одной из них. Повинуясь дурацкому инстинкту детства, я с усилием приподнялся, пытаясь заглянуть под себя. Убедившись в том, что лавка не свежевыкрашенна, я со вздохом облегчения оплыл вдоль спинки, перевалясь на правый бок.

Внезапно передо мной что-то потемнело. Я изо всех сил навел резкость и увидел прямо перед собой на скамейке человека.

Странно, что я не замечал его раньше. Видимо, я совсем плох: он сидел рядом со мной на расстоянии вытянутой руки.

Это был старик лет шестидесяти или семидесяти, для моего возраста это не представляло большой разницы.

Препарат начинал действовать, и я с огромной радостью ощущал, как с каждой минутой прибывают силы, и мой организм приходит в норму, как в каком-то механизме: запустилось одно, потом, другое, третье, и вот я уже решительным движением оперся правым локтем о спинку скамейки и сел полубоком к старику.

Выражение моего лица в тот момент, скорее всего, было, мягко говоря, странным и провоцировавшим чужое внимание. Старик, не поворачивая головы, взглянул на меня и улыбнулся одними лишь глазами, что, впрочем, я заметил. Спустя еще пару минут я был почти в форме -- препарат, действительно, оказался отменным, кстати, как и цена на него. Слегка размяв руки, потянувшись и убедившись в том, что телом я уже полностью владею, я решил повнимательней рассмотреть старика.

Воздух в парке был чист и свеж, и уставшие от сигаретного угара легкие, казалось, расправились, как крылья, ловя каждую молекулу утреннего аромата.

Старик был среднего роста, суховат, одет хорошо и аккуратно. По одежде нельзя было судить, при деньгах он или нет. Так одеваются и те, кто, имея деньги, не делают из одежды культа, и те, кому внешний вид не безразличен, но на дорогие и модные вещи денег не хватает. Лицо его было непохоже на лица "кухаркиных детей", как называют разного рода выходцев, пробивающихся где только можно и как только можно. Внешняя строгость и правильность черт его лица, его взгляд свидетельствовали о бесспорном наличии неплохого генофонда. Старик заметил, что его рассматривают, но, нисколько не смутившись, продолжал спокойно сидеть в прежней позе.

Я испытал странное чувство: как будто мне хотелось о чем-то его спросить, но вопрос, возникая в абстрактной форме, не формулировался в конкретные фразы, и поэтому задать его я был не в состоянии. Промучившись над этим какое-то время, но не утратив энтузиазма, решил не торопиться и подождать, пока мысль оформится четко, а пока прекратить таращиться на старика. Но едва я перевалился с правого бока на спину и откинул голову, с блаженством закрыв глаза, старик шевельнулся, и через мгновение раздался его ровный и спокойный голос.

-- Вы, наверняка, провели вчера бурный вечерок, молодой человек. Но как бы там ни было, не стоит все же ночевать на улице, да еще в таком состоянии.

Я повернул к нему голову, и на лице моем он прочел немой вопрос.

-- Понимаю, я и не собирался заниматься нравоучением, но мне странно, что никто из ваших друзей, ведь вы были не одни, не доставил вас хотя бы к себе домой. Особенно это странно потому, что деньги у вас, и у них, наверняка, есть.

Я автоматически хлопнул себя по внутреннему карману, где лежал мой бумажник: он был на месте. Старик усмехнулся:

-- Уж не подумали ли вы, что я претендую на ваш кошелек? Ни в коем случае не претендую. Просто мне кажется, что эти ваши так называемые друзья относятся к вам, мягко говоря, наплевательски и потребительски, впрочем, как и вы к ним. И, несмотря на то, что есть у в вас нечто вас единящее, в глубине души вы друг другу так же безразличны, как незнакомые люди.