Владимир Михайлов - Тогда придите, и рассудим

— Опровергнуть мою информацию… — медленно повторил Форама, сомневаясь, правильно ли он понял штаб-корнета. — Но это значит…

— Значит, что будет готовиться война в полном объеме, верно, — откликнулся тот. — Но я ведь могу рассуждать только со своих позиций. Понимаете, Полководец — устройство настолько мощное, что если дать ему направление, он найдет, я думаю, выход даже из таких ситуаций, в которых не разберется и все человечество, если даже начнет думать разом, по команде. И моя задача, как я вам уже сказал, — сохранить нашего мальчика в добром здравии и готовности, потому что тогда у нас останется хоть какой-то шанс. А если я сделаю то, чего вы хотите, — подкреплю вашу информацию, — он просто закапризничает, я вам уже говорил. И мы потеряем всякую возможность оперировать оружием. Это, мне кажется, будет куда страшнее.

— И все-таки… Почему не заявить прямо вашему Полководцу, что задача не имеет решения?

— Да именно потому, что он — ребенок, мальчик, малыш. Он не может признаться в поражении и будет упорствовать до конца. Ну, как дети, знаете.

— Откуда мне знать? — буркнул Форама. — У меня их никогда не было. Кстати, почему вы решили, что он именно мальчик, а не девочка?

— Почему? — Хомура несколько минут подумал. — Да не знаю… Потому, наверное, что мы все вокруг него — мужики, а он ведь многому научился у нас и, значит, думает, как существо мужского пола — если говорить об особенностях мышления, логики…

— Ну-ну… Но, значит, есть в нем нечто, почему вы зовете его ребенком. Как у него с эмоциями? Любовью, привязанностью, смелостью, трусостью и всем подобным?.

Штаб-корнет посмотрел на Фораму озабоченно; надо полагать, такого рода анализом возможностей Полководца он никогда еще не занимался. Подумав, он покачал головой.

— Да никак, наверное. Думаю, в этом отношении он ничем не напоминает нас с вами. Не забудьте: он все же — военная машина, в первую очередь — военная. И, наверное, то, что может иногда показаться проявлением эмоциональной стороны его существа, на самом деле является лишь результатом тщательно проанализированных, чисто деловых, всецело практических соображений. Может быть, мы и стали считать его ребенком потому, что он не обладает той гаммой чувств, которые украшают — или отравляют — жизнь взрослых.

— Ребенок, играющий в солдатики…

— Но играющий лучше всех в мире. И солдатики эти — живые.

— Понимаю. Однако… У вас есть дети, штаб-корнет?

— Нет. Мы все при Полководце — холостяки. Почему-то таких отбирали…

— Да, тут мы в эксперты не годимся. Но может быть, попробуем хоть в чем-то разобраться? Вот вы говорите о том, что ваш малыш может закапризничать, например.

— Ну да, так я говорю, — Хомура пожал плечами. — Просто другого слова не находится. Но кто знает, насколько сущность этого совпадает или не совпадает у ребенка — и у Полководца. Внешне похоже, да…

— Но ведь капризничать — значит проявлять эмоциональную сторону характера, а не рациональную?

— Вы слишком многого хотите от меня, мар. Я, в общем, знаю не более того, что мне положено.

— И потом, его стремление к игре, о котором вы упоминали, стремление воспринимать все как игру — в том числе и эту задачу, последнюю. Игра в солдатики — вы сами так сказали.

— Да, этого у него не отнять, действительно. Не знаю, может быть…

— Вы давно служите при нем?

— Шестой год.

— А сколько лет ему самому?

— Полководцу? Уже двенадцать с лишним. До него было устройство попроще. Но и он тоже постоянно совершенствуется, получает новые контуры…

— Он всегда был таким, как сейчас? Или со временем что-то в нем меняется?

— Ну, если оценивать человеческими мерками, он становится, безусловно, опытнее… Умнее, что ли?

— И спокойнее?

— Не знаю, право, что сказать. В чем-то становится, а в чем-то другом, наоборот, с ним приходится быть осторожнее, чем раньше.

— Я чувствую, что мне просто необходимо повидаться с ним самому. Побеседовать… Чтобы понять, что он такое. И можно ли рассчитывать на его помощь в какой-то форме, или не стоит терять на это времени и надо сразу искать что-то другое.

— Что же другое может помочь, если Полководец подаст команду на бомбоносцы? — Хомура покачал головой. — Конечно, поговорить с ним вам бы следовало. Мы ведь к нему привыкли, многого уже просто не замечаем, а вы могли бы что-то уловить.

— Как же мне попасть туда, к вам?

— Сам не знаю. Попытаемся как-то протащить вас туда. Хотя вообще принято считать, что это — задача безнадежная: каждый раз при входе и выходе — автоматическая проверка на ритмы мозга, на отпечатки пальцев, на запах, на кровь… Очень нелегко будет. Но, наверное, иного выхода нет.