Владимир Михайлов - Тогда придите, и рассудим

— Хорошо, — согласился и Полководец. — Ждите. Буду вызывать. Мне говорить самому?

Супер-корнет яростно замотал головой.

— Нет, малыш. Ты только дай нам связь. Мы поговорим с дежурным оператором.

— Выхожу на вызов…

Минуты две прошли в молчании. Потом малыш ожил снова:

— Говорите. Канал будет устойчив несколько минут.

Амиша ринулся к микрофону.

— Алло! Страта! Кто на том конце?

— Дежурный оператор.

— Понимаю, что не верховный рыцарь! Имя твое, красавица!

— А, это Амиша? Тут Сида!

— Приветствую тебя, моя эфирная! Миллион поцелуев, и каждый из них — наличными! Мне нужна ее зрелость!

— Наша старшая? Ее здесь нет.

— Далеко она блуждает? Нужно срочно! Пожар!

— Сейчас дам вызов… Что у вас, Амиша? Говорят, будем воевать?

— Говорят, моя прелесть. Похоже, у начальства поднялось давление. Ну, пусть стравят. Надеюсь, что мы-то в наших мышиных норах уцелеем.

— Хотелось бы, Амиша. Но знаешь, что-то страшновато. Говорят, будут всякие ужасы, на какие никто и не рассчитывал. Будто бы сама природа сорвалась с поводка…

— Мало ли что болтают, красавица…

— Это идет как раз от вас. Со Старой. Тут приехала одна девушка, она как раз у меня сейчас, и она говорит, что надо что-то делать самим, иначе…

Форама не выдержал. Одним прыжком он приблизился к микрофону.

— Кто? — крикнул он. — Кто там со Старой? Имя! Имя!

Послышался громкий щелчок.

— Центральный пост? — ворвался в разговор уверенный голос. — Центральный пост! Дежурный оператор, с вами будет разговаривать Верховный Стратег!

Все четверо, включая глубоко штатского Фораму, невольно вытянулись по стойке «смирно». Одновременно глазок дальней связи погас. Наступила глубокая, только в подземелье возможная тишина.

Мин Алика невольно усмехнулась, увидев в библиотеке все кассеты с журналами мод в целости и сохранности, в то время как большей половины других названий уже и в помине не было. Конечно, подумали она, — мужчины. Все, что касается техники, растащено совершенно, науки — наполовину, быт и моды не тронуты. Что же, очень кстати.

В сумочку можно было спрятать кассеты четыре. Значит, четыре годовых комплекта. Больше, пожалуй, и не понадобится. И тут материала для переживаний и дискуссий хватит надолго… Она бережно уложила кассеты, сумочка застегнулась на пределе. Хорошо, Мин Алика осмотрела себя, насколько это возможно было сделать без помощи трюмо. Конечно, так одетая, она на улицах невольно будет обращать на себя внимание: все до последней нитки — продукция Старой планеты. Но переодеться было не во что. Ладно, подумала она, все равно, без хвоста мне отсюда не уйти, но это и не страшно, я ведь не хитрила, Олим наверняка понял, что я раскрыла все карты — почти все… Хочет убедиться? Ну, пусть убеждается…

Размахивая сумочкой, она независимо вышла из библиотеки в кабинет, из кабинета — в приемную, и коридор, на лестницу. Дача была словно нежилой: ей не попалось ни одного человека. Да их и не было наверное; основная-то работа велась не тут, а в центре, совсем а другом месте, сюда ее привезли, просто чтобы устранить (она подумала именно этим удобным термином). Спасибо Олиму — оставил в ее распоряжении вездеход. И еще сомневался, воспользуется ли она теми данными ей возможностями: иначе не объяснить было его слова о честном слове, которое уступает любви.

Мин Алика спустилась вниз. Дежурный у столика внимательно посмотрел на нее, но ни движения не сделал, чтобы задержать, помещать выйти. «Уезжаете?» — спросил он вдогонку, когда она уже миновала его и приближалась к выходу. Мин Алика обернулась. «Уезжаю». Дежурный кивнул. «Счастливо. Я скомандую на ворота».

Мин Алика вышла. Вездеход стоял на том же месте, где она остановила машину, подъезжая к даче. Невольную усмешку вызвало воспоминание о друге юности, — так она теперь называла его мысленно, — только здесь выведенном ею из состояния паралича, кое-как выбравшемся из машины и захромавшем к даче примерно так, как передвигается человек, впервые в жизни основательно прокатившийся верхом на лошади. Нет, милый, подумала она тогда, зря я принялась было тебя идеализировать, так тебе и не удалось постичь, что такое любовь, у тебя это понятие никогда не поднималось выше пояса, так что поделом тебе, привыкай сначала разбираться, с кем имеешь дело… Она уселась в вездеход, помедлила, снова вспоминая, как и что здесь делается, вспомнила и тронула машину с места.

Ворота ей отворили без промедления. Сейчас направо, до магистрали, и по ней налево — до самого города. Никаких сложностей. Ну, а в городе а в городе видно будет.