Юрий Нестеренко: Альтруисты

— Стоун не принадлежит себе, его мозг — слишком большое сокровище. Он принадлежит цивилизации.

— Вы уверены, что больше у него не будет женщин?

— Может, и будут — мелкие интрижки, неспособные отвлечь его от главного. В постели с любовницей он будет думать о физике.

— Вы не жалеете, что в результате всего оказались здесь?

— Пожалуй, нет. Здесь у меня неплохая комната, здесь хорошо кормят, здесь красивый парк, можно получать книги и журналы, смотреть телевизор. В принципе я мог бы даже продолжать занятия теоретической физикой, но в этом нет смысла. Мне уже не сделать для науки большего, чем я сделал.

Уолтер Тини внешне чем-то походил на Баера, хотя и был ниже ростом. Видимо, ему уже говорили об этом сходстве, подкреплявшемся и некоторым сходством материалов дела, поэтому он поспешил отмежеваться от моего предыдущего собеседника.

— Я никого не убивал, — сказал Тини, — и вообще против убийств. Хотя кое в чем Баер прав. Гипертрофированное сексуальное влечение человека — это трагедия homo sapiens как биологического вида. Ни у каких других существ на планете сексуальные потребности не превосходят настолько необходимый для воспроизводства уровень. Животные находятся во власти этого инстинкта лишь в течение коротких брачных периодов, человек же — практически всю сознательную жизнь. Каких только безумств и преступлений не совершали люди из-за похоти! И каких только усилий они не прилагали, чтобы облагородить эту низменную потребность. Увы, человечество отнюдь не склонно с этим бороться, хотя я уверен, что настанет время — и люди откажутся от сексуального безумия, как отказались сперва от передвижения на четвереньках, а потом от каннибализма. Конечно, для этого необходима перестройка человеческого организма, невозможная на современном уровне науки. Но бороться можно не только физиологическими, но и психологическими методами. Я, кстати, совсем не склонен во всем винить женщин: оба пола — жертвы природной несправедливости, и там, и там есть быдло, недостойное лучшей участи, и лучшие представители, которых надо избавить от пагубных страстей. Читая специальную литературу, я узнал, что женщины больше подвержены влиянию психологического фактора, что сильное потрясение может уничтожить их сексуальность. Считается, что это — несчастье для них, но подобное утверждение есть глупый предрассудок, вбитый в сознание веками сексуального рабства и социальной дискриминации. В наше время все больше женщин отходят от примитивной роли самки, конкурируя с мужчинами в бизнесе, управлении, науке. Так я пришел к выводу, что лучшая услуга, которую можно оказать умной, имеющей шансы на карьеру девушке — это изнасиловать ее в наиболее грубой, грязной, отвратительной форме, чтобы впоследствии одна мысль о сексе вызывала у нее омерзение.

— От теории вы перешли к практике.

— Да. Я долго изучал выбранную кандидатуру, чтобы определить — а стоит ли она того, не лучше ли оставить ее в обычном скотском состоянии. Таким образом отсеивались многие. Я привел свой план в действие относительно пятерых. Не буду описывать вам, что я с ними делал: это было отвратительно. Не думайте, что я получал удовольствие — мне самому было противно. Первые четыре не заявили на меня в полицию, я рассчитал верно. Сейчас они еще проклинают меня, но пройдет некоторый срок, и они поймут мою правоту. Пятую я переоценил, и она заявила.

— Если бы этого не произошло, вы бы продолжали и дальше?

— Конечно, хотя я уже сам приобрел порядочное отвращение и, думаю, в конце концов оно заставило бы меня прекратить.

— Вы довольны, что оказались здесь, а не в тюрьме?

— Разумеется. Не говоря уже об условиях содержания, какое общество могла меня ждать в тюрьме? А здесь, между прочим, нет ни кретинов, ни шизофреников, большинство пациентов — люди с высшим образованием. Встречаются интереснейшие личности. Например, профессор Шварценберг — по сравнению с тем, что он задумал, любой геноцид в истории — просто мелкий инцидент, а меж тем он называет себя гуманистом.

Известный микробиолог, шестидесятилетний профессор Фридрих Шварценберг был, казалось, менее расположен к разговору, чем мои предыдущие собеседники.

— Вы же не микробиолог, — сказал он, — вы даже не сможете оценить грандиозность моей последней работы, которую мне так и не дали завершить.

— Кто не дал?

— Это всей мой ассистент, мальчишка, выскочка. Он догадался, в чем суть моих исследований.