Джеймс Бибби - Спасение Ронана (Ронан-варвар - 2)

Мартин довольно много с ним об этом разговаривал и сам немало узнал. Ему казалось поразительным, что конкретные боги, которым поклонялось племя или народность, находились в прямой корреляции с характеристиками самих поклоняющихся. К примеру, буранья - благородное и здравомыслящее племя с острова Венериче, имело набор довольно трогательных божеств, таких как Ламос, Бог Праздничных Шляп, или Фет, Бог Объятий, тогда как племя фаллон свирепые и невежественные кочевники из северного Галкифера, поклонялось возмутительному пантеону, включавшему в себя Вангела, Бога Удаления Зубов И Обработки Корневого Канала, а также Вайху, Богиню Острых Щепочек, Которые Втыкают Под Ногти Пленникам. Боги вагинов в основном были связаны с деловыми переговорами, общественным положением и жизненными благами, хотя имелось у них и несколько определенно неприятных божеств. Именно к ним Дин в последнее время почему-то словно бы не мог не обращаться.

Мартин наблюдал, как его друг заканчивает ритуал, бормочет последние слова, а затем пригибает голову и опасливо озирается. Похоже, Дин испытал сильное облегчение, обнаружив, что прямо сейчас никакой беды вроде бы не случилось, и с трудом встал на ноги.

- Ну что, теперь ты готов? - спросил Мартин. Дин вздохнул.

- Вообще-то не очень.

- Да брось ты. Краг будет слишком занят празднованием успешного рейда, чтобы о тебе беспокоиться. А кроме того, его много дней не было. Сегодня ночью он будет смотреть только на свою жену Камилу.

И с этим ободряющим, но не слишком верным предсказанием Мартин вывел своего друга из дома в густеющий туман.

* * *

К тому времени, как они добрались до Главного зала, уровень шума уже достиг той точки, что даже орку он мог показаться чуть-чуть громким. Пиво, вино и беседа лились как вода из прорванной плотины, а шутки, оскорбления и куски пищи швырялись с безрассудной непринужденностью. Атмосфера была пьянящей от пролитого пива и жареного мяса, а ароматный запах трубочного табака и эльфийской травки смешивался с едким дымом от пятидесяти факелов, ярко пылающих вдоль стен. Они порождали плотный, но странным образом привлекательный туман.

Деревенские старейшины сидели за главным столом, который был поднят на небольшое возвышение в одном конце помещения. Дальше находились столы, за которыми располагались воины со своими семьями, друзьями и прихлебателями. По одну сторону от этих столов группа наиболее развязных участников недавнего рейда с непринужденной бравадой пересказывала свои подвиги завороженной аудитории из привлекательных молодых женщин.

Феромоны там можно было горстями из воздуха вычерпывать.

В центре помещения пылал огромный костер, в котором громко трещали здоровенные поленья. Двухметровое пламя гнало плотные волны жара в уже и без того знойную атмосферу. Костер на пиру был давней традицией вне зависимости от погоды, хотя некоторые из деревенских прогрессистов уже начинали бухтеть по поводу числа стариков, которых каждое лето уносила гипертермия. Дальше, по другую сторону костра, располагались скамьи и столы для всего остального племени - земледельцев, козопасов и крысоловов.

На пирах всегда происходило частичное социальное смешение, поскольку некоторые члены воинского класса предпочитали, как, например, Дин, сидеть со своими друзьями за низкими столами, однако снобизм и классовое сознание в вагинском обществе по-прежнему сохраняли свои позиции. Представители некоторых наиболее старых фамилий в особенности негодовали по поводу этого смешения, и в прошлом было немало случаев, когда семьи подвергали отдельных своих членов остракизму за браки "по ту сторону костра".

Мартин с Дином протолкнулись мимо суетливых прислужников и сели за один из низких столов рядом с родителями Мартина. Они схватили с пронесенного мимо подноса по кружке с элем, а затем стали ждать своего шанса заполучить порцию хлеба, сыра и жареной птицы, пока по столам разносили большие блюда с едой. Сумев наполнить деревянную тарелку, Мартин залпом опорожнил свою кружку и схватил следующую. Вслед за этим он радостно повернулся к своему соседу - и пробормотал глухое проклятие, осознав, что уселся рядом с Тубо, ответственным за курятник.

Если существовал хоть один вагин, который страшился пиров еще больше Дина, то это был Тубо. Этот птицевод так любил свою работу, что посвятил всю свою жизнь оставленным на его попечение курам. Сидеть здесь и наблюдать, как многих из его подопечных разносят на больших блюдах поджаренными до хрустящей корочки, с торчащими вверх ножками, было едва ли не выше его сил. Но Тубо не мог просто взять и отсюда уйти. Славно попировать он любил почти так же сильно, как своих кур, а запах жареных цыплят неизменно приводил его в восторг. Эта дилемма порой становилась для него почти что невыносимой.