Юрий Нестеренко: Дом

Кучер лежал у самого входа с проломленной головой; кажется, после страшного удара он сумел еще отползти к дверям, прежде чем смерть настигла его. Его убийца, вороной жеребец, не отличавшийся прежде буйным нравом, всхрапывал, дико скашивал глаза, брыкался и бил землю окровавленным копытом. В следующий момент он сорвался с привязи и бросился вон из конюшни, прямо на опешившего Дюбуа. Тот, однако, успел вскинуть пистолет и выстрелить почти в упор. Конь упал и забился в агонии; кровь толчками выплескивалась из раны. Дюбуа с отвращением отвернулся.

На этот раз Леблан не удовольствовался утверждением доктора о явном отсутствии следов злого умысла. Он окинул Дюбуа хмурым и подозрительным взглядом и объявил, что проведет тщательное расследование и допросит всех, находившихся в доме.

— Черт побери! — воскликнул владелец дома, — не хотите же вы сказать, что это убийство!

— Я ничего не хочу сказать, мосье, — неприветливо ответил полицейский, — я только знаю, что это уже третья внезапная смерть в вашем поместье всего за несколько дней. Три снаряда, попавшие в одну воронку — это, согласитесь, подозрительно.

— Но между этими смертями нет никакой связи… и в них нет никакого смысла. Все они вполне объяснимы. Совершенно очевидно, что это просто несчастливое совпадение.

— По роду своей службы я не должен верить в совпадения, — холодно заметил Леблан.

Расследование затянулось на несколько часов. Инспектору так и не удалось отыскать оснований, позволяющих квалифицировать происшествие иначе, чем несчастный случай. Наконец он удалился явно недовольный, бросив на прощание фразу: «Будьте осторожны, мосье Дюбуа». Фразу это можно было понимать двояко: «опасайтесь неизвестного убийцы» или «берегитесь разоблачения».

Когда все кончилось, ехать в Париж было уже поздно, да и нового кучера надо было где-то искать. Дюбуа вынужден был отказаться от поездки, с негодованием чувствуя, что выгодная сделка уплывает из рук. Но неприятности этим не ограничились. Сразу несколько слуг потребовали расчет. Дюбуа все же удалось отговорить их; он обещал им прибавку к жалованию, понимая, что если из-за бегства слуг дурная слава дома возрастет, платить придется еще больше. Конечно же, не обошлось без сцены с Жаннет, заявившей о категорическом нежелании жить «под одной крышей со смертью» (должно быть, это выражение она почерпнула из одного из бульварных романов, которые читала в последнее время в больших количествах). Дюбуа сначала уговаривал ее, потом накричал, потом все-таки завершил дело миром, скрепив соглашение дорогим ожерельем, которое прежде хотел преподнести в более подходящей обстановке. При этом он подумал, что, будь на месте Жаннет самая добродетельная супруга, спор был бы решен таким же образом, и презрительное отношение к проституткам совершенно не оправдано: все женщины — одинаково продажные твари.

Вскоре почта известила Дюбуа, что его скверные предчувствия оправдались: его несостоявшейся поездкой воспользовался конкурент, и то, что должно было принести прибыль, теперь оборачивалось убытками. Казалось бы, все подталкивало Дюбуа к отъезду в город; однако он был упрям и не привык отступать перед препятствиями — напротив, чем серьезнее они казались, тем больше крепла его решимость преодолеть их; не будь этого качества, он не сделал бы карьеры от мальчишки-газетчика до преуспевающего дельца.

Вечером того же дня, когда пришло огорчительное известие, хозяин дома и его любовница сидели в столовой в ожидании ужина. Дюбуа машинально перегибал и складывал салфетку: пополам, еще пополам… Он всегда проделывал подобное, когда бывал раздражен. Неожиданно в столовую вбежал запыхавшийся лакей, в обязанности которого входило прислуживать за столом.

— Мосье, мосье! Кухарка…

— Только не говори, что она мертва! — воскликнул Дюбуа.

— Еще нет, мосье… но, кажется, ей очень худо.

Старухе действительно было худо: она задыхалась, лицо ее посинело, тело содрогалось в судорогах. На полу валялась большая ложка с остатками пищи. Очевидно, кухарка поперхнулась, пробуя собственное блюдо; Дюбуа, впрочем, понял это не сразу — сначала у него мелькнула мысль о яде. Одна из служанок пыталась оказать помощь, другая побежала за доктором. Но к тому времени, как прибыл Клавье, все было уже кончено. Список мертвецов снова пополнился.

На этот раз Леблан был, кажется, полон решимости кого-то арестовать. Он самым тщательным образом восстанавливал картину происшествия; выяснилось, что на момент, когда произошло несчастье, лишь лакей и одна из служанок не имели алиби. Инспектор, однако, не стал их задерживать, а предложил хозяину и доктору обсудить положение.