Юрий Нестеренко: Дон Жуан

Да, увы, отнюдь не все аристократы достойны своего положения. Но как тебе удается не драться с теми, кто действует по всем правилам? Ты говоришь, у тебя было только 3 дуэли. Я уверен, что вызывали тебя чаще. Дон Жуан. Ты прав. Но я только тогда принимал вызовы, когда противник располагал неопровержимыми доказательствами моей, так сказать, вины. Я сам виноват в подобных случаях: действовал недостаточно осторожно. Обычно же в руках у ревнивого мужа только намеки - и никаких доказательств, что способствует его особенному бешенству. В таких случаях я просто отказываюсь драться. Дон Мигель. И тебя не обвиняют в трусости? Дон Жуан. Сам противник, конечно, обвиняет. Но в целом обществнное мнение на моей стороне. Понятно ведь, что я не могу бодаться с каждым бараном, у которого отрастают рога! Дон Мигель смеется. Дон Мигель. Но все-таки существует способ добиться дуэли. Дон Жуан. Какой же? Дон Мигель. Публично оскорбить своего противника. Дон Жуан. О, это способ давно известный, я думал, ты знаешь что-нибудь новое. Да, конечно, этот способ существует. Но учти, что в данном случае прибегнуть к нему - это значит публично заявить:"Смотрите,я - рогоносец,а этот человек развлекался с моей женой." Какой бы предлог для ссоры не избрал ревнивец, обществу всегда ясна истинная причина. Правда, находились и такие, кто этого не понимал - или, в бешенстве своем, не желал с этим считаться. Дон Мигель. И что же с ними? Дон Жуан. Я тотчас отвечаю оскорблением на оскорбление, только мое куда более остроумо. Я делаю врага всееобщим посмешищем, и вдобавок выставляю его хамом и грубияном, которого нельзя пускать в приличное общество. Тогда он может напасть на меня на улице - и взять урок хорошего тона у Лепорелло. Конечно, многие меня ненавидят, но большинство, осуждая на словах, в душе восхищаются мной - разумеется, не подозревая, что главное в моей жизни - наука, а не женщины, рассудок, а не похоть. Дон Мигель. Ты обладашь завидным хладнокровием, если умеешь всегда высмеять противника. Ты вообше против дуэлей? Дон Жуан. Дуэль - глупейший предрассудок. Дон Мигель. Ты считаешь, что честь не стоит крови? Дон Жуан. Дуэль имела бы некоторый смысл, если бы в схватке всегда побеждал оскорбленный. На деле же нередко вслед за честью оскорбитель отнимает и жизнь. Дкэль не имеет никакого отношения к предмету ссоры и правоте сторон: все решает искусство владения оружием. Дон Мигель. Ты отрицаешь роль провидения? Дон Жуан. Во всяком случае, я этой роли не вижу. Мне известны случаи, когда люди куда более грешные, чем я или Лепорелло, побеждали ревностных католиков. Дон Мигель. Жуан...мне как-то странно спрашивать...но веришь ли ты в бога? Дон Жуан. Ты мой друг, Мигель, и я отвечу искренне: не верю. Во всяком случае, у меня нет никаких доказательств его существования. То есть, в принципе, что-то там (показывает вверх), возможно, и есть, но христианская религия во всяком случае не соответствует истине. Священное писание полно противоречий. Какая же это абсолютная истина, если она не соответствует элементарной логике? Дон Мигель. Ты говоришь ужасные вещи. Дон Жуан. Тем не менее потолок не обрушивается на мою голову. Сомневайся во всем, ничего не принимай на веру, всегда руководствуйся только разумом - вот мои принципы. Если бы бог существовал, разве допустил бы он столько зла и несправедливости? А если допускает, то это уже не бог, а дьявол. Тот, кто сотворил человека самым похотливым из животных, разве мог провозгласить разврат грехом? И уж, конечно, бог не мог сотворить человека по своему образу и подобию. Я решительно не верю, что верховному существу может быть свойственна похоть и другие низменные человеческие стороны. Дон Мигель. Мне трудно возразить тебе; я неискушен в философских диспутах.Но не убеждает ли тебя тот факт, что добро существует до сих пор, хотя зло заведомо сильнее - ведь добро щепетильно, а зло не выбирает средств? Дон Жуан. И ты объясняешь это вмешательством провидения? Все гораздо проще, Мигель. Добро существует, потому что оно выгодно злу. Скупцу выгодно чужое бескорыстие, тирану выгодно чужое отвращение к насилию - ergo, неспособность к сопротивлению, обманщику выгодна чужая честность. Добро существует в границах, определяемых ему злом. Оно может одерживать победы, но эти победы иллюзорны. Да и вообще, понятия добра и зла условны. То, что является добром для одного, зло для другого. То, что люди считают добродетелью, нередко есть лишь неспособность, а вовсе не нежелание совершать злые дела. Вместо понятий добра и зла я пользуюсь категорией справедливости. Око за око, зуб за зуб. Я не хочу убивать вас, и вы несправедливо хотите убить меня. Вы пытаетесь убить меня, и будет справедливо, если Лепорелло попытается убить вас. Если дон Жуан когда-нибудь женится, будет справедливо, если вы соблазните его жену. Но дон Жуан никогда не женится, и вы останетесь с носом, и это будет справедливо, потому что дон Жуан умен, а вы глупы. Вот моя политика - разум превыше всего, не животное право силы, а высокое право разума, и к дьяволу эмоции! Дон Мигель. Ты сильно изменился за то время, пока мы не виделись. Дон Жуан. Я вижу, тебя удивляет моя философия? Брось, смотри на вещи трезво! В юности я был идеалистом и пытался образумить глупцов. Но потом я убедился в бесперспективности этого занятия. Если хочешь, это даже не гуманно. Глупость естественное состояние дурака, и только в этом состоянии он может быть счастлив. С глупостью бесполезно бороться, ее надо использовать. Это не всегда удается, часто глупость чертовски мешает - но что поделаешь? Такова жизнь. Глупцы бросаются на меня со шпагой, но глупцы же и создали мне необходимую репутацию. Дон Мигель. Кстати, о твоей репутации. Как я понял, это главное твое оружие; неужели твои враги не пытались ее испортить? Дон Жуан. Ха! Каким образом? В мире нет ничего менее прочного, чем репутация добродетели. Ее уничтожает малейшее пятнышко - а все потому, что люди сами не добродетельны и обожают видеть падение праведников. Но каким образом можно испортить репутацию такого циника и негодяя, как я? Даже если я начну вести жизнь святого, все сочтут это лишь хитрой уловкой. Наверное, даже у тебя уже сложилось предвзятое мнение. Я повторяю тебе: слухи обо мне сильно преувеличены. Мне вовсе не чужды понятия о чести и благородстве. Я уже говорил тебе, что никогда не оскорблю истинной невинности. Но бывает, что даже я думаю о людях лучше, чем они есть. В свое время был случай: ко мне пришла прелестная девушка и предложила себя за определенную сумму. Я говорил тебе, что принципиально не трачусь на женщин, и, если бы это была обычная проститутка, я бы вышвырнул ее вон. Но она так смущалась, делая это постыдное предложение, что я понял - это для нее внове. К тому же я знал, что она принадлежит к древнему, хотя и обедневшему роду, и принялся распрашивать, что толкнуло ее на такой шаг. В слезах она объяснила мне, что деньги нужны на лечение ее больной матери, и что все, к кому она обращалась за помощью, отказали ей, так что осталось это последнее средство. Услышав эту историю, я отдал ей эти деньги, даже не притронувшись к ней. И что же я узнал впоследствии? Оказывается, деньги нужны были ей на побег с безродным голодранцем, а мать ее, перед этим вполне здоровая, действительно слегла, узнав об этом бегстве. Впрочем, потом она оправилась от удара, но дочку свою прокляла. А юная аристократка, после того как ее кавалер промотал все деньги и бросил ее, теперь вполне профессионально торгует собой где-то в Андалузии. Такие вот дела, Мигель. Дон Мигель. Этой истории я не слышал. Дон Жуан. О, разумеется,о подобных поступках дон Жуана не распускают сплетен. Да и тебе я рассказал это вовсе не для того, чтобы ты восстанавливал с помощью этой истории мое, так сказать, доброе имя. Я выгляжу здесь не лучшим образом: я, который гордится своим умением распознавать людей, дал себя обмануть какойто шлюхе. Но это, разумеется, исключение: чаще я наблюдаю, как одни пошлые и ничтожные людишки обманывают других, глупых и мелких. Вот тебе еще одна история. Началась она, как сентиментальный роман: молодые люди из хороших семей любили друг друга, точнее, он любил, а она позволяла любить себя. Вполне возможно, что дело кончилось бы свадьбой, но в это время к девушке посватался один богатый старик. Ее родители, разумеется, сочли бы безумием пренебречь подобной партией, да и сама девица была того же мнения. Влюбленному идиоту она объяснила, конечно, что идет на этот шаг, только покоряясь родительской воле. Она утешила его, как могла: старик, мол, долго не протянет, а оставшись богатой вдовой, она, как только позволят приличия, выйдет замуж за своего обожателя. Она даже намекнула ему, что старик слишком плох, и она останется девственницей. Молодой романтик вынужден был согласиться ждать ее освобождения. И что же? Старик исправно прожил еще 11 лет, большую часть которых аккуратно исполнял свои супружеские обязанности. По смерти своей он оставил жене состояние, но... в завещании был один любопытный пункт: наследство доставалось ей лишь в том случае, если она откажется от вторичного замужества. Самое смешное в этой истории то, что бедный дурачок исправно ждал все эти 11 лет. Вообрази, каково ему было придти за обещанным и получить от ворот поворот! Впрочем, по простоте душевной вдовушка предложила ему обойтись без предписываемых законом формальностей,но подобное разумное предложение повергло его в гнев и отчаяние, он ввязался в какую-то морскую экспедицию и пропал без вести. Что же до молодой особы - ей ведь еще не было тридцати - то она весьиа скоро утешилась, найдя положение богатой вдовы куда более выгодным, чем положение супруги. Ведь любопытный пунктик завещания держался в секрете, а потому вокруг нее постоянно увивались желающие получить ее руку и капитал. Ни то, ни другое им, разумеется, не доставалось, зато остальное они получали - правда, не все, лишь самые симпатичные, и только на несколько ночей. Но женская хитрость, Мигель, часто разбивается о женскую же глупость, порожденную похотью: она как-то проболталась о завещании и обо всем остальном очередному своему возлюбленному, желая вместе с ним посмеяться над глупостью его соперников и показать свое к нему доверие. Угадай, кто был этот возлюбленный? Дон Мигель. Ты? Дон Жуан. Совершенно верно. Откуда, ты думаешь, мне так хорошо известна эта история? Дон Мигель. И ты ее выдал? Дон Жуан. Да, я поведал кое-кому о завещании. Дон Мигель. Ты поступил дурно. По-моему, это просто гнусно. Дон Жуан. Не бросайся словами, Мигель! Я не давал ей слова хранить тайну. Если бы я действительно был подлецом, я бы выкачал из нее немало денег за свое молчание. Но я выдал ее секрет совершенно бескорыстно. В конце концов, здесь никто не скажет, что я обидел добродетель - напротив, я наказал порок. Это была одна из первых моих женщин; тогда моя ненависть к ним была особенно сильна. Дон Мигель. А скажи, трудно тебе было переходить к подобному образу жизни после принципиального воздержания? Дон Жуан. Трудно. Но не подумай, что мне мешала стеснительность: разве можно стесняться тех, кого презираешь? Нет, самым трудным было преодолеть отвращение, которое я воспитал в себе во время воздержания. Сейчас-то я,конечно, привык, но тогда, несмотря на все желания моей плоти, мне было противно. Кто сказал, что человеческое тело прекрасно? Вздор! Прекрасны статуи - гладкие, твердые, холодные. А живое тело... кожа, потливая, мягкая, волосатая... эти безобразные жилы и родинки... эти горячие руки и ноги, обвивающие тебя, словно щупальца чудовища... лицо, искажаемое гримасами, животные крики и стоны сквозь зубы, эти мокрые губы, оставляющие слюну на твоей коже... с непривычки все это было достаточно омерзительно. Все-таки это худшая из физиологических потребностей; недаром понятие непристойности связано именно с ней. Вот тебе, кстати, еще один аргумент против так называемой любви, точнее, в пользу того, что в глубине души человек сознает всю ее мерзость: чем более человек неиспорчен, чем более он, высоким штилем выражаясь, чист душой, тем более он смущается, когда речь заходит о его любви. Ergo, он, нередко даже не отдавая себе в том отчета, понимает постыдность и недостойность своих чувств. Дон Мигель. Я вижу, ты построил философскую систему на отрицании любви - систему солидную и аргументированную. Возражать тебе трудно, хотя я, например, не склонен считать всех влюбленных идиотами. Но позволь задать тебе простой вопрос: неужели ты сам никогда не любил? Дон Жуан(торжественно). Ни-ког-да! Бывали случаи, когда мои интересы в отношении женщины выходили за рамки постели, но эти интересы так же мало походят на любовь, как бриз на ураган. В юности я даже полагал, что никакой любви не существует, ее выдумали досужие литераторы, не знающие,чем развлечь читателей. Однако, наблюдая за людьми, я убедился, что это не так. Что ж, тем отрадней мне сознавать, что безумная сила, тяготеющая над человечеством, надо мной не властна. Утоляя голод плоти, я не даю ему перерасти в страсть. Я держу похоть там, где ей место - ниже пояса,не позволяя ей подняться вверх и овладеть сердцем и, тем более, головой. Я - свободен, свободнее абсолютного большинства, ибо я, дон Жуан - уничтожил любовь! Дон Мигель. Мне жаль тебя, Жуан. Дон Жуан(с раздражением). Так значит,ты ничего не понял! Значит, и ты на стороне этих пресмыкающихся, добровольных рабов! Вот уж не ожидал, ты всегда производил впечатление умного человека. Дон Мигель. Не кипятись, Жуан. Лучше подумай, можешь ли ты рассуждать о любви, не испытав ее. Дон Жуан. Вот уж, воистину, ложная посылка. Именно поэтому я и могу рассуждать о ней трезво, лишь взгляд со стороны может быть объективным. Разве душевнобольной может здраво судить о своей болезни? О ней судит врач, никогда этой болезнью не страдавший - именно поэтому он и может судить. Разве для того,чтобы убедиться в пагубности алкоголя, нужно самому напиться до свинского состояния? Нет, достаточно трезвому человеку взглянуть на потерявших человеческий облик пьяниц. Львиную долю знаний человек получает из опыта других; если бы каждый доверял лишь собственному опыту, мы до сих пор жили бы в пещерах, подобно диким зверям. Дон Мигель. С точки зрения рационализма, твои доводы справедливы... Дон Жуан. Ага, ты признаешь их логичность. Будь же честен до конца и признай логичность и предыдущих доводов. Дон Мигель. Да, они логичны. Дон Жуан. Ergo, они справедливы. Ты признал мою правоту. Дон Мигель. Вовсе нет... Дон Жуан(с раздражением). Но как же так? То, что логично, то, что рационально - то и истинно. Восстающий против здравого смысла - безумец, недостойный собственного рассудка. Дон Мигель. Но человек не исчерпываетсся одним рассудком! То, что говоришь ты - действительно верно, но верно лишь в мире каких-нибудь разумных машин,лишенных души. Ты сознательно загоняешь себя в этот мир, но ты - человек, как бы тебя не возмущало это обстоятельство. А в человеке, помимо умственного, есть эмоциональное и телесное начало. Мы таковы от бога, или, если тебе угодно, от природы, и лишь в гармонии этих начал можем достигнуть совершенства. Тот, кто отвергает какие-то из этих начал, сознательно суживает свои горизонты, отказывается от богатств, данных ему природой. Не в борьбе духа против тела,а в гармонии между ними достигается счастье. Да, любовь способна принести горе, которого ты избегаешь; но она способна и принести счастье, которое тебе неведомо. Дон Жуан. Так же, как гашиш и морфий. Но я понял твою гнилую философию. Да, человек несовершенен, и грязные потребности плоти мешают ему воспарить к высотам чистого разума. Ты, как и многие другие, примирился с этим - и выдумал свою теорию в оправдание капитуляции. То, что ты называешь богатством, на самом деле - источник бед в большей степени, чем радостей. Ты рассуждаешь о какой-то гармонии, но между разумом и животными потребностями не может быть устойчивой гармонии - разве что при условии капитуляции разума. Поэтому люди и совершают глупости на каждом шагу, обрекая на несчастье себя и других. Как я уже говорил, все беды человечества, кроме стихийных бедствий, происходят от глупости. Ни один тиран не царствовал бы, если бы подданные были достаточно умны, чтобы не подчиняться ему. Меньшинство всегда подчиняет себе большинство, т. е. слабый подчиняет сильного; а все потому, что сильный глуп. Но люди, верные косной своей природе, не желают признать разум высшей ценностью. Видимо, не желаешь этого и ты; в таком случае, нам не о чем говорить. У нас принципиально разные системы ценностей. Вы, сеньор, изволили тут жалеть меня, однако я не нуждаюсь в вашей жалости. Напротив, жалости достойны вы. Высоким штилем выражаясь, вы блуждаете в гнилой трясине страстей, я же пребываю на Олимпе рассудка. Восхождение на этот Олимп было не очень легким, зато теперь я добился своего, и мой разум главенствует над всем остальным. Дон Мигель. Ну что ж, пусть каждый остается там, где он есть. Дон Жуан. Однако ты встал на защиту любви, я полагаю, не из чисто теоретических соображений; уж не болен ли ты теперь этим недугом? Дон Мигель. Мне не хотелось бы об этом говорить. Дон Жуан. Говорить со мной, не так ли? Конечно, ты же понимаешь, что я сорву романтический покров с твоего кумира и выставлю его во всей неприглядности и и постыдности. Дон Мигель. Жуан, оставь в покое эту тему! Дон Жуан. Но почему ты хочешь обманываться? Истина - лучшее лекарство от этой болезни. Скажи мне, кто твой предмет, и я, вероятно, смогу поведать тебе интересные детали о нем - если не из моего, то из чужого опыта. Дон Мигель(резко). Жуан, если ты сейчас же не прекратишь!... Дон Жуан. Ну полно, полно. Не хватало еще ссориться с другом из-за какой-то бабы. Пусть, в самом деле, каждый остается, где он есть. Некоторое время оба молчат. Дон Мигель. Однако за всеми этими философскими спорами я так и не спросил тебя, как ты оказался в этой гостинице и куда направляешься. Дон Жуан. Я еду в Мадрид. Дон Мигель. В Мадрид? Но ведь тебе не следует этого делать. Дон Жуан. Из-за того, что я убил командора? Ты преувеличиваешь опасность. Король слишком хорошо относился к моему отцу, чтобы возбудить против меня судебное преследование. Что же до родственников покойного, если они у него были, то я их не боюсь: со мной Лепорелло. Дон Мигель. Это убийство - его рук дело? Дон Жуан. Как раз нет. Когда я говорю "я убил", значит, так оно и было. Этот поединок был моей четвертой дуэлью. Надо сказать, с самого начала эта история была сплошной нелепостью. Я познакомился с донной Анной на балу. Мы мило поболтали, но этим дело и ограничилось. Правда, под конец она делала кое-какие намеки, но я решил пока подождать, дать ей разгореться. Таким образом, формально я остался невинен перед ее мужем. Однако он рассудил иначе. Он понимал, что у него нет никаких оснований для дуэли, и поэтому не стал присылать мне вызов, а просто выследил меня на улице. Лепорелло был со мной,но командор прекрасно знал, кто из нас кто,и мне пришлось драться с ним. Он был слишком охвачен яростью, это его и погубило. Он буквально наткнулся на мою шпагу. Я всетаки неплохо фехтую, хотя и не так, как Лепорелло. Все было кончено достаточно быстро. Дон Мигель. Но что тебе понадобилось в столице? Дон Жуан. Мне нужно поработать в архивах для моей диссертации. Кроме того, я намерен навестить донну Анну. Дон Мигель. Тебе не стоит ее навещать. Дон Жуан. Поначалу я тоже так думал. Но потом решил, что это будет несправедливо. Выходит, что я оплатил счет, не отведав блюда. Я дрался на дуэли, рисковал собой и убил человека - а меж тем не получил от его жены ничего, кроме намеков. Теперь я намерен наверстать упущенное. Тебе кажется, что я слишком циничен? Но этот человек сам виноват в своей смерти. Впрочем,хватит о серьезном. Ты, должно быть, голоден с дороги, и я не вижу, почему бы нам не отпраздновать нашу встречу хорошим обедом. Идем, здесь весьма недурно готовят. Уходят. В стене открывается потайная дверь. Входит дон Диего. Дон Диего. Наконец-то я его выследил! Жаль, что я не все слышал, но, кажется, этот человек еще больший негодяй, чем о нем говорят. Но теперь убийца моего брата не уйдет от возмездия! Читать дальше