Юрий Нестеренко: Воплощение мечты

Разбудил меня сигнал вызова. Центральный компьютер доложил, что ремонт закончен и мой звездолет готов к старту. За окнами уже темнело; я пожалел, что не захватил с собой фонарик — ведь здесь в моем распоряжении были только свечи, которые я не знал как зажечь. Я стряхнул остатки сна, вышел в темный коридор и позвал прислугу; однако на зов никто не явился. Неужели Хитроу забыл распорядиться, чтобы его биороботы слушались меня? Непохоже на столь гостеприимного хозяина. Я двинулся по коридору и едва не споткнулся о Ваську; он сидел, прислонясь к стене, и никак на меня не реагировал. Я нагнулся и заглянул в его пустые глаза. Отключение! Выходит, некому будет подвезти меня к звездолету — если, конечно, этим не займется сам хозяин. В любом случае, следовало его найти хотя бы для того, чтобы попрощаться.

Я шел по погружающемуся во мрак дому, периодически натыкаясь на застывшую прислугу. Было очень тихо; лишь иногда деревянные половицы скрипели у меня под ногами. Я с удивлением отметил, что чувствую себя неуютно, словно во мне пробуждаются древние страхи, порождавшие в старину легенды о домах с привидениями. Впервые я усомнился в полезности для психики хозяина этих регулярных отключений; не слишком-то приятно вот так проснуться и осознать, что ты совершенно один на планете. Я отворил очередную дверь и увидел Оболенского.

Он сидел в высоком кресле вполоборота ко мне, но, похоже, меня не видел. Воображение, уже настроившееся на «готический» лад, живо нарисовало мне картину: грудь хозяина имения проткнута кинжалом, в углу мертвого рта засохла струйка крови, а вокруг — только застывшие фигуры биороботов и ни одного человека на миллиарды миль вокруг…

— Граф! — окликнул я его, чтобы рассеять наваждение. Он не шевельнулся. Я быстро подошел вплотную. Свет восходящей луны озарял застывшее лицо и открытые глаза, бессмысленно уставившиеся в пространство. Никакого кинжала, конечно, не было. Внезапная смерть? Не может быть, медицинская техника, которой напичкан организм каждого современного человека, даже эскаписта, подняла бы тревогу… И тут я осознал истину. Оболенский не был мертв. Он был отключен — так же, как и все остальные биороботы. Но кто же тогда?…

В коридоре скрипнула половица, и я обернулся как раз в тот момент, когда дверь отворилась. На пороге стояла Маша со свечой в руке; лицо ее выражало испуг и растерянность — она не ожидала увидеть меня здесь. Впрочем, я ожидал увидеть ее еще меньше.

— М.Хитроу?! — изумленно воскликнул я.

— Мария Хитрова, — вынуждена была признаться она.

Я отвел взгляд, чувствуя, что он ей неприятен. Не знаю, что смущало ее больше: ее внешний вид — на ней была одна полотняная рубашка — или то, что посторонний узнал о том положении, которое она здесь добровольно занимала.

— Мне нужно вернуться на корабль, — сказал я. — Когда они включатся?

— Через четыре часа. Вы умеете ездить верхом?

— Разумеется, нет.

— В таком случае… я вас отвезу. Подождите, я только оденусь.

Однако я чувствовал, что теперь ей крайне тягостно мое общество, и, поблагодарив за предложение, сказал, что с удовольствием прогуляюсь пешком, тем более что это получится не намного медленнее. Она не стала настаивать.

Я шагал по залитой лунным светом дороге и думал о странностях человеческой психики. Ведь эта женщина достаточно богата, раз смогла себе позволить такое поместье. Один только Оболенский, многофункциональный андроид с интеллектуальным интерфейсом третьего уровня, обошелся ей в весьма круглую сумму. Она могла бы найти себе неплохого мужа в реальном мире; да и в эскапистском поселении перед ней были открыты любые роли. Она могла сделаться жрицей, почитаемой подданными, амазонкой — предводительницей племени или, если ей так уж нравится русская старина, той же помещицей, хозяйкой имения. Но она предпочла участь крепостной наложницы, фактически рабыни, которую хозяин может высечь, продать, проиграть в карты. Разумеется, на самом деле андроид-Оболенский не может этого сделать, но кто ей мешает воображать, что такая возможность существует? Если бы она этого не воображала, вряд ли избрала бы эту роль. Наверное, время от времени он грозит ей чем-то подобным — это не считается прямым вредом, и такое программирование биороботов допускается. И во всем поместье ни одного симпатичного гиноида — ей не нужны поводы для ревности. До чего забавно, она, похоже, подсознательно воспринимает Оболенского как человека. Впрочем, как же иначе — бежать от мира машин, чтобы стать собственностью машины? Я вспомнил, как недавно рассуждал о комплексах эскапистов. Да, жизнь подкидывает сюрпризы. Вместо желания повелевать — страсть подчиняться, бежать от свободы и ответственности, чтобы переложить весь груз на плечи мужчины и полностью принадлежать ему, в прямом смысле этого слова. Чего больше в этом мазохизме? Чисто женского? Или чисто русского? Или того и другого поровну?